Джон Уиндем - Миры Джона Уиндема, том 4 Страница 26

Вот мы и должны поддерживать все формы разумной жизни. Мы должны раздувать в пламя любую искру разума. Если разум в оковах – надо сломать их. Если разуму трудно – надо ему помочь. Если разум высок – надо самим поучиться. Потому я и остался.

Все это показалось мне возвышенным, хотя и слегка высокопарным.

– К какой же из этих разновидностей, – спросил я, – вы относите нас?

Голос Чокки, то есть голос Мэтью, ответил сразу:

– У вас разум сдавлен, ему тесно. За последнее время вы сами сломали несколько стенок, и это уже неплохо для вашего возраста. Сейчас вы застряли в колее примитивной техники.

– А мы думаем, что она очень быстро развивается.

– Да. Вы за сто лет неплохо разобрались в электричестве. Но все у вас такое громоздкое, отдача так мала… А ваши двигатели внутреннего сгорания – просто ужас: грязные, вредные, и машины какие-то варварские, опасные…

Я прервал его:

– Вы уже говорили это Мэтью. Но ведь у нас есть атомная энергия.

– В самом элементарном виде. Вы медленно учитесь. А главное – вы еще слишком зависите от Солнца.

– От Солнца?

– Да. Все, что у вас есть, идет от его излучений. Прямое излучение сохраняет вам жизнь, и растит вам пищу, и дает воду; оно могло бы поддерживать вас миллионы лет. Но разуму мало просто выжить. Чтоб развиваться и расти, ему нужна энергия.

Недавно вы научились использовать накопленную энергию вашего Солнца – так называемое горючее – и зовете это прогрессом. Это не прогресс. Прогресс – движение к цели. А какую цель вы поставили?

Вы не знаете. Может быть, вы идете по кругу? Вы и правда по нему идете, истощая свои запасы. Истощите – и очутитесь там, где были до их открытия. Это не прогресс, а мотовство. Конечно, горючее использовать надо. Клад под спудом пользы не приносит. Но использовать – не расточать. С его помощью надо производить другой, лучший вид энергии.

Да, вы имеете некоторое представление об атомной энергии, и вы ее, конечно, изучите глубже. Но кроме нее у вас почти ничего нет на будущее. Вы тратите чуть ли не все, чтобы строить машины, пожирающие энергию все быстрее; а источники ее у вас ограниченны. Конец один, и он вполне ясен.

– Не спорю, – согласился я. – Так что же нам делать?

– Пока не поздно, используйте ваши ресурсы, чтобы овладеть неисчерпаемым источником энергии. Только тогда вы выйдете из порочного круга. Кончится ваше одиночество, увеличатся возможности для творчества – ведь источник бесконечной энергии и возможности дает бесконечные.

– Так… – сказал я. – Более или менее понятно. А что ж это за источник?

– Космическая радиация. Ее можно использовать.

Я подумал и сказал:

– Странно, что в мире, где кишат ученые, никто ею не занимается.

– Странно, что двести лет никто не подозревал о возможностях электричества; так и тут, с иксом.

– С чем?

– У Мэтью нет таких слов. Он не может это понять.

Я опять помолчал, потом спросил:

– Значит, вы – здесь, чтоб подарить нам новый вид энергии. Зачем это вам?

– Я уже сказал. Разумная жизнь редка. Каждая ее форма должна поддерживать другую. Более того: некоторые формы должны дополнять друг друга. Кто знает, какие возможности кроются в них? Сегодня мы поможем вам с чем-нибудь справиться, а позже вы так разовьетесь, что поможете нам или еще кому-нибудь. Использование икса – только начало, мы многому можем вас научить. Но и это освободит ваш мир от многих тягот, расчистит путь.

– Значит, вкладываете капитал в рискованное предприятие?

– Можно сказать иначе: если учитель не хочет, чтоб ученик его догнал, все будет стоять на месте.

Он говорил еще, и тут мне стало скучно. Мне никак не удавалось увести его от общего к частному, очень уж он увлекся своей миссией. А я хотел узнать, почему из миллионов людей он выбрал Мэтью и «вселился» в него. Наконец мне удалось добиться ответа.

Он объяснил, что «миллионы» – сильное преувеличение. Надо было, чтобы в одном человеке совместились несколько свойств. Во-первых, его ум должен принимать сообщения Чокки – а на это способны далеко не все. Во-вторых, он должен быть молод. Дети узнают много необъяснимого из мифов, легенд, сказок и легко примут что-нибудь еще, если оно их не страшит. Люди постарше твердо усвоили, что может быть, а что – не может, и очень пугаются контакта – им кажется, что они сходят с ума. В-третьих, это должен быть разум, способный к развитию – а, как ни странно, и это встречается нечасто. В-четвертых, обладатель разума должен жить в технически развитой стране, где хорошо учат в школах.

Я сказал, что все же не понимаю, чего он добивался. Он ответил, все так же сухо, но в тоне его мне почудилась печаль.

– Я хотел, чтобы Мэтью заинтересовался физикой. С моей помощью он сделал бы огромные успехи. Когда он узнал бы больше, мы нашли бы с ним общий язык. Он понял бы кое-что из того, что я хочу передать ему. Общение шло бы все лучше. Я убедил бы его в существовании икса, он бы начал искать. Конечно, я мог бы давать объяснения только в понятной ему форме. Ну, – он помолчал, – все равно, что специалиста по паровым машинам, который не знает электричества, учить собирать транзистор. Трудно, но возможно, при должном уме и терпении. Если б он доказал существование икса – назовем это космической энергией, – он стал бы величайшим из всех ваших людей. Выше Ньютона и Эйнштейна.

Он подождал, пока я все это переварю. Я переварил и сказал:

– Знаете, Мэтью это не очень подходит. Он не хотел, чтоб его хвалили за спасение Полли. Он бы не принял незаслуженной славы.

– Она бы нелегко ему далась. Он бы много трудился.

– Наверное, но все равно. Да что там, теперь – неважно. Почему вы это бросили? Почему вы уходите?

– Потому что я наделал ошибок. Я провалился у вас. Это – первое мое задание. Меня предупреждали об опасности. Я не слушался. Сам виноват.

Исследователь, разведчик должен быть свободным. Его предупреждали, чтоб он не привязывался, не полюбил того, с кем он в контакте, а главное – сохранял сдержанность. Чокки понимал это в теории, но когда он связался с Мэтью, оказалось, что сдержанность не входит в, число его достоинств. То одно, то другое выводило его из себя. Например, ему многое у нас не понравилось; и он дал волю гневу. Это плохо; а еще хуже, что он этот гнев проявил. Нельзя было вступать в споры с Мэтью и отпускать замечания о здешних машинах, домах или жителях. Следовало просто запомнить, что Мэтью рисовать не умеет, а он помог ему. Нельзя было так давить на Мэтью. И главное – нельзя было привязываться. Как ни жаль, надо было дать ему утонуть…

– Слава Богу, – сказал я, – что у вас не хватило сдержанности. А вообще – неужели все это так важно? Конечно, вы привлекли к нему ненужное внимание, и нам пришлось помучиться, но особой беды не случилось.