Генри Каттнер - Мутант Страница 26

– Кэллахан, – внезапно сказал Мак-Ни, – это самоубийство. Мы не можем…

Бартон выпрыгнул из кресла и встал, широко расставив ноги, яростно озираясь.

– Даррил! Не мечи бисер перед свиньями! Моему терпению есть предел!

– Пожалуйста, – сказал Мак-Ни, чувствуя себя бессильным и беспомощным. – Нам нужно помнить, что мы, во всяком случае, не супермены.

– Никаких компромиссов, – бросил Бартон. – Не может быть никакого примирения с этими волками. Волками – гиенами!

– Компромисса не будет, – сказал Кэллахан. Он поднялся, его львиная голова темным силуэтом вырисовывалась на фоне красного неба. – Я пришел повидать тебя, Мак-Ни, по одной-единственной причине. Вы не хуже меня знаете, что люди не должны подозревать о нашем плане. Оставьте нас в покое, и они ничего не заподозрят. Но если вы будете продолжать попытки помешать нам, вы просто увеличите опасность разоблачения. Тайная война не может вечно оставаться тайной.

– Если так, то ты видишь опасность, – сказал Мак-Ни.

– Глупец, – почти ласково сказал Кэллахан. – Неужели вы не видите, что мы сражаемся за вас? Оставьте нас в покое. Когда люди будут стерты с лица земли, это будет мир Болди. И вы сможете найти в нем свое место. Не говори мне, что ты никогда не думал о цивилизации Болди, цельной и совершенной.

– Я думал об этом, – признал Мак-Ни. – Но это не будет достигнуто вашими методами. Единственный выход здесь – постепенная ассимиляция.

– Иначе говоря, мы снова вольемся в людское племя? Иначе говоря, наши дети деградируют в волосатых людей? Нет, Мак-Ни. Ты не сознаешь своей силы, но, похоже, ты не сознаешь и своей слабости. Не мешайте нам. Иначе за любой возможный погром будете отвечать вы.

Мак-Ни взглянул на Бартона. Плечи его сгорбились. Он глубже забрался в кресло.

– В конце концов ты прав, Дэйв, – прошептал он. – Компромисса быть не может. Они параноики.

Губы Бартона расплылись в недоброй усмешке.

– Убирайся, – сказал он. – Я не хочу убивать тебя сейчас. Но я знаю, кто ты такой. Не забывай об этом. Ты не проживешь долго – даю слово.

– Ты можешь умереть первым, – тихо сказал Кэллахан.

– Убирайся.

Параноик повернулся и вышел на крыльцо. Теперь его фигура была видна внизу, прогуливающейся по дорожке. Бартон налил себе солидную порцию спиртного и выпил залпом.

– Я чувствую себя грязным, – сказал он. – Может быть, это освободит меня от мерзкого привкуса.

Мак-Ни неподвижно сидел в своем кресле. Бартон пристально посмотрел на темную фигуру.

"Что тебя гложет?" – подумал он.

"Хочется… хочется, чтобы уже сейчас был мир Болди. Земля – не место для него. Венера или даже Марс. Каллисто – где угодно. Место, где мы могли бы быть в мире. Телепаты не созданы для войны, Дэйв."

"Однако вполне возможно, что это им не помешает."

"Ты думаешь, что я слаб. Да, это так. Я не герой. Не крестоносец. К тому же, важнее всего микрокосм. Насколько мы можем рассчитывать на верность расе, если семья и личность должны жертвовать всем, что значит для них дом."

"Паразиты должны быть уничтожены. Наши дети будут жить в лучшем мире."

"Так говорили наши отцы. И где же мы?"

"Нас, по крайней мере, не линчевали. – Бартон положил руку на плечо Мак-Ни. – Продолжай работать. Ищи ответ. Код параноиков должен быть разгадан. Тогда я смогу уничтожить их – всех!"

Мысль Мак-Ни помрачнела.

"Я чувствую, что будет погром. Не знаю когда. Но наша раса еще не пережила свой самый тяжелый кризис. Он еще впереди. Он еще впереди."

"Но и ответ будет найден, – подумал Бартон. – Я ухожу. Я должен найти того Болди у кочевников."

"До свидания, Дэйв."

Он проводил Бартона взглядом. Дорожка опустела. Теперь он ждал, когда из города вернутся Марианна и Алекса, и впервые в жизни он не был уверен, что они вернутся.

Сейчас они были среди врагов, потенциальных врагов, которые по одному слову могли перейти к казням и огню. Безопасность, за которую Болди мирно сражались из поколения в поколение, теперь ускользала из под ног. Через некоторое время Болди могли оказаться бездомными и лишенными друзей, как кочевники…

Слишком гибкая цивилизация ведет к анархии, а слишком жесткая падает под ураганными ветрами перемен. Человеческая норма произвольна; столь же произвольными были и границы. В децентрализованной культуре каждый социальный организм был в большей степени способен найти себе законное место, чем это было в течение тысячелетий. Денежная система основывалась на натуральном обмене, который, в свою очередь, опирался на навыки, гений и трудоемкость. Кому-то нравилась случайная жизнь рыбака на Калифорнийском берегу; его улов мог дать ему телевизор, разработанный в Галилео человеком, который увлекался электроникой – и при этом любил рыбу.

Это была гибкая культура, – но в ней имелись свои жесткие барьеры. Случались и промахи. После Взрыва антиобщественные элементы бежали от разбегающихся по Америке быстро растущих поселений в леса, где прощался индивидуализм. Здесь встречались разные типы. Бродяги и странствующие рабочие, кэджуны и кракеры, пайзанос и лодыри из притонов – недовольные, антисоциальные, и те, кто просто не смог приспособиться к любому виду городской жизни, даже к полудеревенским условиям нынешних городков. Некоторые бездельничали, некоторые бродили по дорогам мира, все еще зависящего от наземного транспорта, некоторые были трапперами и охотниками – ведь даже во время Взрыва на американском континенте оставались обширные лесные массивы.

Они ушли в леса. Те, кто с самого начала был лесным жителем, хорошо знали, как выжить, как ставить силки на птиц и ловушки на оленей и зайцев. они знали, какие ягоды собирать и какие коренья выкапывать. Остальные…

В конце концов они научились или погибли. Но сначала они искали то, что считали легким путем. Они стали разбойниками, нападавшими на объединяющиеся города и выносившими оттуда добычу – еду, выпивку и женщин. Они приняли возрождение цивилизации за ее гибель. Они собирались в банды, и атомные бомбы находили свои цели, и они умирали.

Через некоторое время больших групп кочевников не осталось. Единство стало небезопасным. Мало кто мог рассчитывать на соединение в сезоны северных климатических зон или в далеких районах более тропического пояса.

Их жизнь напоминала жизнь первопроходцев Америки и американских индейцев. Они постоянно кочевали. Заново учились пользоваться луком и дротиком – связи с городами они не поддерживали, и достать огнестрельное оружие было нелегко. Они крутились на отмелях потока технического прогресса – отчаянные смуглые лесные люди и их жены, гордые своей независимостью и своей способностью вырвать жизнь из дикости.