Георгий Гуревич - Приглашение в зенит (авторский сборник) Страница 26

Тугие клубы оранжевого, подцвеченного пламенем дыма вспухают за холмом.

Не включилась автоматика.

Перед нами все та же перспектива медленной смерти, но в ином варианте. Недельный или двухнедельный запас воздуха и энергии в скафандре. Робинзонады не удаются в космосе. Едва ли мы сумеем жевать местные кактусы.

И тут приходит спасение. Объявляется в наших собственных наушниках:

— Внимание, всем, всем, всем! Утеряна связь с автоматической пассажирской ракетой, следовавшей на полигон имени Здарга. Всех находящихся в данном районе просим принять меры к розыску. Держим связь на волне…

Конец того же дня. Сижу в уютной кают–компании космической станции полигона. Уют, конечно, в звездном духе: почти пустая комната, низкие складные кресла расставлены вдоль стен у откидных столиков. На стенах дверцы, дверцы и экраны, экраны, экраны. К дверцам подведены трубы из кухни, кладовой, библиотеки, мастерской, к экранам — провода от аппаратуры и информатория. На свободных экранах картины: бурное море, лес, подводные скалы, городская улица. Цвет великолепен, стереоскопичность безукоризненная, не экраны — окна в мир. Забываешь, что за стеной космическая пустота. Считается, что эта иллюзия поднимает настроение.

Сижу, развалившись в удобном кресле. Светло, тепло, безопасно, рядом приятные собеседники. Приятными на вид их делает мой анапод, конечно. Но в обществе я не снимаю анапода, предпочитаю беседовать с человекоподобными, а не со слизнями и скелетами, преодолевая тошноту и жуть, гадать, что же выражает игра пятен на их лице.

А так, спасибо анаподу, передо мной люди. Вот начальник станции, он похож на ленинградского Физика, того, что честил меня, а потом угощал до отвала. И жена его тут же — их звездная Дальмира. Здесь на ней простенький сизо–голубой чистый комбинезон, в разговоре она уверенно сыплет формулами. Но анапод упорно показывает мне Дальмиру. Подозреваю, что и эта звездная красавица только разыгрывает интерес к физике, на самом же деле ищет новые чувства. Возможно, ей нравится быть единственной женщиной в компании молодых талантов, наперебой старающихся привлечь ее внимание.

Больше всех старается выделиться бойкий молодой физик, смуглый, горбоносый, с острой бородкой, этакий оперный Мефистофель. Но это не желчный, угрюмый немецкий черт с больной печенью. Здешний Мефистофель жизнерадостен, остер на язык, колюче–насмешлив, любитель похохотать. Тут же главный объект его насмешек — молчаливый румяный толстяк с кудрявыми баками. Он все время благодушно улыбается и сонно жует, глядя на мир, прищурившись то одним глазом, то другим. Видимо, считает, что поднимать сразу оба века — нерациональный труд.

— Журналисты посещают нас часто и даже чаще, чем нужно, — говорит старший физик. Он держится сухо, сдержанно и уверенно. Возможно, что и мой земной физик так же разговаривает в своем НИИ. — В Звездном Шаре широко известно, что наш полигон — форпост науки, как бы выдвинутый в будущее, в следующие века. Мы заняты делами последующей эпохи и мыслим в ее категориях — количественно–точных — математическими уравнениями. К сожалению, этот образ мышления распространяется туго, он требует мысленных усилий. Не понимая математики, журналисты пытаются подменить ее неточными, несовершенными словами, в результате искажают суть и попадают впросак. Ваше приключение — яркий пример подобной подмены. Безукоризненно выверенный до четвертой девятки, идеально запрограммированный автомат доставил бы вас сюда секунда в секунду. Но вы усомнились в нем, выключили легкомысленно и чуть не погибли. (Граве сконфуженно молчит.) Вот я и опасаюсь, что мои жестко сформулированные объяснения вы тоже выключите, начнете переводить на язык неточных образов, спутаете, исказите, вывернете наизнанку…

— Шеф, разрешите, я попробую, — вмешался веселый Мефистофель. — Иногда у меня получаются переводы с научного на житейский. Слушайте, гость. Я не знаю, на вашей планете верят еще в богов, которые создали небо, сушу, воду и огонь? Большей частью разуверились? Поняли, что природа делает сама себя? Превосходно. Но здесь вы попали в общество всемогущих, можно сказать, квазибогов. Этот сонный жвачный — тоже всемогущий, хотя он и спит, но во сне генерирует идеи, расчеты, проекты и пояснительные записки вариантов переустройства вселенных. Я же личность трезвая и критически мыслящая, в некотором смысле антипод. Посочувствуйте мне; критическое мышление — тяжкий крест. Увы, я первый вижу, что идеи и проекты моего жвачного друга задолго до его рождения были воплощены слепой и бессмысленной природой.

Мы же, существа зрячие и осмысленные, не хотим подражать бессмысленной, не рассуждая. Мы сомневаемся, что новые миры надо лепить по образу и подобию старых. Вот природа штамповала планеты в виде каменных шаров. А может, лучше шары пустотелые или ячеистые, как соты, или кубы, или пирамиды, или даже лепешки? И надо ли придерживаться всех законов, стихийно установленных стихиями? К примеру, хорош ли закон тяготения? Удобно ли, что притяжение убывает пропорционально квадрату расстояния? Не лучше ли куб расстояния? Или первая степень? Или неубывание? И вообще, стоит ли монтировать вселенные на скучнейшем принципе тяготения — все притягивается ко всему? Не лучше ли электрический принцип — что‑то притягивается, а что‑то и отталкивается? Или же химический принцип: притягивается и отталкивается по–разному, с учетом валентности. Или клеточный принцип: слой наклеивается на слой и форма любая. Или генетический… Мало ли принципов в природе и технике. Все это надо проверить. Мы проверяем, пробуем. Всемогущий, не спи. Какие параметры мы покажем гостям завтра?

— Антитяготение разве, — пробормотал толстяк. — Стыдись, всемогущий. Даже твой мистический предшественник, невежественный и самовлюбленный, не ведающий начал теории относительности, был все же бесконечно сообразительнее тебя. Антитяготение наши гости уже испытали сегодня, когда висели вверх тормашками на макушке дерева.

— А если метод “тыка”?

— Боже, сегодня ты дискредитируешь себя и весь наш Олимп. Иди спать, продифференцируй что‑нибудь умное во сне. Кстати, проводи гостя, его комната рядом с твоей.

Итак, гибель не состоялась. Не раздавленный перегрузками, не сорвавшийся с дерева в космос, спасенный, накормленный и обогретый, лежу на удобной кровати. “Эх, потягусеньки!” — как в детстве.

Заснуть я, однако, не успел, еще и не потянулся как следует. Стена вдруг раскрылась надо мной, в проеме показалась Дальмира.

— Я жду тебя! — закричала она, протягивая руки. Такого со мной еще не бывало в Звездном Шаре.