Алексей Кривошеин - Секта для бога Страница 26

Картина мусорных куч вдруг закружилась, завертелась серым вихрем. Словно кто-то огромный и могучий ударил по сложенной мозаике кулаком. Мозаика распалась на тысячи мелких кусочков. Игнат выдохнул с облегчением. Неприятно смотреть на такое. Но тут кусочки начали складываться в новую картину. Игнат замер, одновременно желая и страшась увидеть, что получится.

Больной, парализованный больной, который гадит под себя! Игнат вдруг осознал этот факт, словно он яркими буквами полыхнул в мозгу. “Как же я раньше этого не видел?! Я лежу в куче собственного дерьма и настолько привык к этому, что не замечаю. Уберут — хорошо, а если не уберут, — стало быть, судьба такая. Только вот парализованный больной болен телом, а я болен душой. Я могу сам встать и убрать эту гадость, могу однажды взять и прекратить гадить, но не делаю этого... Моя болезнь гораздо страшнее! А может быть, я уже не могу?! Может быть, я уже не могу не гадить?! Ведь тогда я стану слишком отличаться от всех остальных. Тогда я перестану быть серой песчинкой?!” А песок все сыпался и сыпался, занося больное, парализованное тело, лежащее на куче дерьма!

Темнота между тем продолжала кидать едкие слова:

— Я согласен, что в этой куче тепло, там тусовка и всегда можно пообщаться с такими же, как ты, любителями колеи. Но согласись, рано или поздно тебе это наскучит! Ты вдруг встрепенешься, разом осознаешь, в какой куче ты сидишь, но дороги назад уже не будет! Дорогу назад уже затягивает жидким, воняющим дерьмом, текущим со всех сторон. Молодость окажется позади, а вместе с ней уходят и возможности!

— Это все неправда! Ты утрируешь! — воскликнул Игнат. — Ты вытащил самое плохое, что было, ты смакуешь это, ты искажаешь действительность подборкой фактов.

— Ого как заговорил! — Голос из темноты изменился. Игнат отчетливо понял, что на лице невидимого собеседника появилась улыбка. — Тебе виднее об искажении правды! Ты же у нас журналист! Я просто показываю тебе твои недостатки! Только и всего!

Но Игнат уже не слушал. Все вокруг заслонило видение серых песчинок. Они сыпались на него со всех сторон, тихий шелест громом отзывался в ночной тишине.

— Нет! — закричал Игнат. — Только не это! Я не буду этой серой, никчемной песчинкой! Я — другой!

— Ты уже есть серая, никчемная песчинка! — проговорил в голове неумолимый глас — Людей судят по их недостаткам, а не по их достоинствам!

Шелест усилился, песок подступал к самой шее Игната.

— Как же это больно, — проговорил он, и его окончательно погребло под кучей серого песка...

Оксана нежилась в постели. Ей снился славный сон. Она гуляла с Игнатом по парку Ленина. Они глядели на реку и играли с солнышком в прятки. А потом она проснулась, но ощущение сказки и приятности осталось.

Оксана потянулась, мягкое одеяло приятно обнимало обнаженное тело. Ночная рубашка такая тонкая, что кажется, будто нет ее вовсе. Послышался скрип! Оксана замерла. Что это? Тут же удивленно осознала, что Игната нет рядом! В голове мгновенно проснулось возмущение. И где этот наглый тип гуляет всю ночь? Так и не дозвонилась до него вчера. Вернется — такое ему устрою! Пусть только попробует выкрутиться!

Оксана возмущенно повернулась на другой бок и...

— А-а-а! — Испуганный крик колыхнул утреннюю тишину.

Она подпрыгнула на кровати, словно увидела мышь. Посреди комнаты стояла раскладушка (так вот откуда скрип!), а на ней уютно посапывало нечто! Гладкая жабья морда, выпуклые бугорки глаз. Ни единого волоска на круглой безобразной голове. Жабик! Оксана тут же вспомнила вчерашнее нападение и чудесное спасение. Теперь Жабик сидел на раскладушке и хлопал сонными глазами. Оксана медленно опустила одеяло.

— Прости. Сон плохой, — проговорила она, в голове медленно всплывали воспоминания о вчерашнем вечере.

Оксана нахмурилась, потерла виски руками. Зачем она притащила это чудо домой? Почему как ни в чем не бывало она лежит в постели в одной откровенной ночнушке, а эта зеленая несуразность спит на раскладушке, словно так и должно быть?! “Хоть убей, не помню, когда я переодевалась и раскрывала ему раскладушку. И ведь белье на раскладушке постелено самое лучшее! Странно это все”.

— Жабик приветствует Оксану и говорит ей “доброе утро”! — проквакал Жабик. В отличие от Оксаны, он был в одежде. Разве что снял свою круглую вязаную шапочку. Под шапочкой не оказалось ни одного волоска. Голова Жабика была лысой, как бильярдный шар. У него не было ни бровей, ни ресниц. Теперь он сидел и хлопал своими лысыми глазами, глядя на нее.

В комнате повисла неловкая тишина. Оксана стояла на кровати и стыдливо куталась в одеяло. Когда... хотя почему “когда”?, если Игнат узнает, то будет очень недоволен. В одной ночнушке наедине с посторонним мужчиной. Жабик тоже молчал. Тишина заполнила комнату словно липкий кисель. Жабик вдруг перекосился, как-то странно свел ножки. Его бледное лицо стыдливо порозовело.

— Гм... Ну... это!.. — замялся он. Потом, собравшись с духом, выпалил: — Жабик хочет в туалет!

— Ой, точно! — обрадовалась Оксана. — Иди. А я пока переоденусь, приведу себя в порядок. Направо свернешь там дверь с писающим мальчиком. Сразу заметишь.

Жабик осторожно открыл дверь. Та скрипнула неодобрительно, когда его влажные ладошки с перепонками коснулись ручки. Жабик вздохнул — даже двери не желают с ним общаться!

В прихожей полумрак. Вокруг стоят коробки, глядят свысока, будто важные вельможи. Жабик сжался, словно они действительно могли заклеймить его позором. Позади скрипнула, закрываясь, дверь. Он постарался сделать это осторожно и беззвучно. Оксану не должно ничто беспокоить, ведь она была с ним добра. Пустила переночевать и теперь, разглядев его при свете дня, сдержалась, не стала сразу гнать из дому. Даже не сказала вслух, что думает о его внешности. Обычно люди ведут себя совсем не так!

Он огляделся в поисках двери с писающим мальчиком. Прямо перед ним две двери, какая же из них? Оксана сказала, что направо. Он поглядел на правую дверь. Никаких писающих мальчиков.

Вдруг левая дверь скрипнула и открылась. Прямо на Жабика выбежала маленькая, полненькая старушка. Она резко остановилась, словно наткнулась на невидимую стену, мазнула по Жабику взглядом, потом вздрогнула и уставилась на него. Жабик глядел на бабушку. Глаза ее полезли на лоб.

— Батюшки-светы! — проговорила бабушка и поспешно перекрестилась.

— Здрасте! — пискнул Жабик и заискивающе улыбнулся.

— А-а-а! — Истошный визг колыхнул горы коробок. Не прекращая визжать, бабка совершила прыжок, достойный чемпиона мира, и мгновенно оказалась на самой большой куче коробок высоко под потолком. Там она задрала подол, прикрываясь от страшного нелюдя, второй рукой часто крестилась: — Изыди, нечисть! Дьявольское отродье, кыш!