Сара Уотерс - Дорогие гости Страница 27

Или Фрэнсис и впрямь преследовала такую цель?

Когда Лилиана стала закрывать сумку, Фрэнсис набрала в грудь воздуха.

– Лилиана. То, что я тебе рассказала…

Лилиана защелкнула замок:

– Все в порядке, не беспокойся.

– Точно?

– Да.

– И ты никому не…

– Разумеется – нет.

– И ты… ну, постараешься выбросить это из головы? Мне бы очень не хотелось, чтобы это расстроило нашу дружбу.

Лилиана улыбнулась и небрежно махнула рукой, словно желая сказать, что она в таких делах искушена и выслушивает подобные лесбийские признания… да каждый второй день практически!

Но жест вышел неубедительным, а улыбка была натянутой – одними губами. Обменявшись еще несколькими неловкими фразами, женщины расстались. Фрэнсис отправилась в свою спальню и там в смятении уставилась в зеркало. Прическа уже не вызывала уверенности – казалась ужасной ошибкой, как и все, что произошло сегодня. Фрэнсис потрогала пальцами оголенную шею, чувствуя себя беззащитной.

Потом она собрала все свое мужество – деваться-то все равно некуда, так зачем тянуть время? – вышла из спальни и спустилась вниз.

Дверь гостиной она открыла тихо, на случай если мать все еще спит. Но мать уже проснулась и сидела за бюро, надписывая конверт. Она посмотрела на Фрэнсис поверх очков, и ей потребовалось несколько секунд, чтобы перефокусировать глаза. Затем она положила ручку, сняла очки и медленно произнесла:

– О господи!

– Да! – Фрэнсис натужно хихикнула. – Боюсь, я не устояла перед натиском Лилианы.

– Это миссис Барбер сотворила? Я и не подозревала, что она такая мастерица. Ну-ка, подойди ближе, встань на свету. Ах, Фрэнсис, прелестно!

Фрэнсис вытаращилась на нее, не веря своим ушам:

– Ты так считаешь?

– Очень, очень мило. Повернись-ка, дай посмотреть. Да прямо модная картинка!

– Я была уверена, что тебе не понравится.

– Почему же, скажи на милость? Я только рада, что ты прихорошилась. Мне вообще хотелось бы, чтобы ты уделяла больше внимания своему внешнему виду.

– Ты о чем?

– Ну… – Мать покраснела. – Иногда ты выглядишь немножко неряшливо, расхаживая по дому, вот и все. Сама-то я ничего не имею против, меня единственно беспокоит, что думают другие. Но твоя новая прическа… Нет, она чудо как хороша!

Ее слова застали Фрэнсис врасплох. Все еще взвинченная после неловкого объяснения с Лилианой, она вдруг снова испытала неодолимое желание расплакаться. Она подошла к камину и встала там спиной к матери, без всякой надобности поправляя и приглаживая волосы. «Идиотка! Идиотка!» – обругала она себя, с трудом подавив слезы.

Выйдя из гостиной, Фрэнсис в нерешительности постояла в холле. А поднявшись наверх, помедлила на лестничной площадке. Должна же Лилиана выйти – поинтересоваться, как мать отнеслась к новой прическе?

Но хотя дверь кухоньки была приоткрыта и из-за нее слышалось какое-то шебуршение, Лилиана так и не появилась.

5

Завивка держалась до самого конца дня, но наутро по пробуждении Фрэнсис выглядела как пациентка психиатрической клиники: с одной стороны головы волосы выпрямились, слежались и висели безжизненными прядями, а с другой – дыбились спутанными кудрями, расчесать которые было невозможно. Не зная, что еще с ними делать, Фрэнсис до упора отвернула кран ванны и сунула под него голову. От завивки не осталось и следа, но волосы, высохнув, стали нелепо топорщиться.

Внимательно рассмотрев Фрэнсис, мать осталась далеко не в таком восторге, как накануне.

– Почему бы тебе не попросить миссис Барбер привести твою прическу в порядок? Вчера у нее получилось совершенно замечательно.

Но когда Фрэнсис обратилась за помощью к Лилиане, между ними опять возникла мучительная неловкость. Лилиана показала, как следует укладывать волосы, чтобы они лежали естественными волнами. Она стояла за ней у трюмо в спальне, поправляя пряди кончиками пальцев, но упорно избегала встречаться с ней взглядом в зеркале и все время сохраняла такую настороженную позу, будто входит в колючие заросли и боится поцарапаться. У Фрэнсис тоскливо сжималось сердце. Она чувствовала, что своим вчерашним признанием разладила, разрушила их дружбу. И чего ради, спрашивается? Во имя честности. Во имя принципа. Во имя старой любви, которая в любом случае уже давно угасла, вечность назад.

В последующие дни Фрэнсис продолжала считать свою новую стрижку чересчур экстравагантной, но, получив множество комплиментов от подруг матери и соседей, она в конце концов решила, что с прической все в порядке. Мистер Барбер, расхаживая по дому, весело насвистывал «Немножко не в своем уме», и Фрэнсис восприняла это как своего рода похвалу. А Кристина при виде нее слегка опешила: «Ого!.. Недурно, совсем недурно, хотя такая стрижка подчеркивает твою тяжеловатую челюсть» – и это Фрэнсис тоже сочла за комплимент. Даже парнишка, приносивший мясо, стал смотреть на нее как-то по-другому. В общем, все восхищались ее новым образом, – все, кроме Лилианы. Такое впечатление, что их дружба, набиравшая обороты, вдруг резко остановилась, визжа тормозами, и дала задний ход. Почти неделю они общались как домовладелица и квартирантка – просто обменивались незначительными фразами, случайно сталкиваясь на лестнице, лестничной площадке или в холле. В «Анне Карениной» Китти ждала ребенка, Анна с Вронским были глубоко несчастны, и трагическая развязка приближалась. Но ни литературных разговоров, ни пикников в парке, ни совместных перекуров на пороге задней двери больше не было. И никаких упоминаний о вечеринке у Нетты.

Фрэнсис не могла не заметить, что и раздоры с Леном тоже прекратились. Даже более того. Однажды вечером супруги ушли куда-то с мистером Уисмутом и его невестой и вернулись только в половине первого: поднялись на цыпочках по лестнице, принеся с собой ощущение многолюдного сборища, громких голосов, музыки, смеха, звона бокалов, – во всяком случае, так показалось Фрэнсис, напряженно прислушивавшейся в темноте. А в другой вечер у них долго орал патефон, проигрывая пластинки с танцевальной музыкой. Ближе к ночи, направляясь к себе в спальню, Фрэнсис мельком увидела через приоткрытую дверь гостиной, что они двое сидят в розовом плюшевом кресле, тесно прижавшись друг к другу. Мистер Барбер играл то ли с марионеткой, то ли с куклой, заставляя ее скакать по своим коленям, а Лилиана зачарованно наблюдала, засунув босую ступню ему под отворот брючины и бесцельно трогая пальцами ромбовидный орнамент на его носке. Вид этих лениво шевелящихся пальцев произвел на Фрэнсис неожиданное действие: она вдруг сильнее, чем когда-либо, почувствовала одиночество. Она тихонько прошла в свою комнату, разделась, не зажигая свечи, и свернулась клубком в постели, охваченная беспросветной тоской. Зачем ей жить? Ее сердце иссохло, омертвело – оно что сморщенный чернослив, что древняя окаменелость, что кусок застывшей лавы. Ее рот словно набит золой. Все безнадежно, все тщетно…

На следующее утро в туалете Фрэнсис обнаружила, что пришла «подруга». Почему это называли «подругой», она никогда не понимала – уж скорее, «враг у ворот». Тем не менее при виде алого пятна на гигиенической прокладке ей полегчало. Женщины всегда малость не в себе перед этими днями, подумала Фрэнсис, и не виноваты в своем подавленном настроении. Она сказала матери, что у нее легкий приступ невралгии, и весь день провела в постели с грелкой.

Полулежа на подушках, ощущая шеей шелковистость коротких волос, Фрэнсис слышала, как Барберы ходят взад-вперед по лестничной площадке. Время от времени доносился голос Лилианы: сейчас, вне ее физического присутствия, старательно поставленные интонации в нем казались совсем неестественными, и ее смех звучал резко, с привизгом. Фрэнсис в который раз задалась вопросом: что, собственно говоря, у нее с Лилианой общего? Может быть, они сошлись просто от скуки, от нечего делать? Ну вот как они проводили время вдвоем? Прогулки в парке, рахат-лукум… убогие, банальные развлечения. Глядя на платяной шкаф, Фрэнсис вспомнила, как Лилиана перебирала ее платья. «И ты должна носить шелковые чулки, Фрэнсис, а не эти ужасные хлопчатобумажные!» Не было ли в этом известного высокомерия? Обидной снисходительности по отношению к Фрэнсис? Как будто в ее унылую жизнь требуется внести какое-то оживление, и никто, кроме Лилианы, этого сделать не может.

А когда выяснилось, что в свое время жизнь Фрэнсис оживлял, причем самым нетрадиционным образом, другой человек, Лилиане это не понравилось.

Ладно, тем хуже для нее! Извиняться Фрэнсис не намерена. «Лучше уж быть такой, как я, – подумала она, – чем замужней женщиной. Лучше быть старой девой, чем ограниченной пекхамской женушкой!»

Назавтра утром Фрэнсис встала, полная решимости.

– Нам надо чаще выбираться из дома, – заявила она изумленной матери. – Надо разнообразить нашу жизнь. Мы погрязли в рутине.