Василий Головачев - Реликт (том 2) Страница 27

— Индекс ВП? — спросил Мартин.

— Сто{19}, — Грехов кинул беглый взгляд на Эрберга, недовольного решением коллеги. — Прошу прощения, я не слишком злоупотребляю машинным обеспечением? Не хотелось бы ссылаться на необходимость каждого шага.

Командор вспомнил о карт-бланше и проглотил готовые вырваться возражения, признавая в душе, что работать Грехов не мешал.

— Если бдение в кресле можно назвать работой, — меланхолически отозвался Железовский мысленно.

— Работа работе рознь, — возразил Эрберг. — Но мне лучше засыпать вулкан вручную, лопатой, чем сидеть на собственных нервах и дергаться от каждого шороха и скрипа.

— Стареешь, мастер, пора давать дорогу молодежи.

— На себя посмотри.

— Я и о себе говорю то же самое. Вернется Ратибор, уйду.

— Ты все еще веришь, что он вернется?

Железовский не ответил. Их разговор шел в личном диапазоне пси-связи, и Грехов его не слышал.

Эрберг вдруг оживился.

— Габриэль, это легенда или правда, что вы дважды попадали внутрь Конструктора?

— Правда, — ответил Грехов равнодушно.

— И можете с уверенностью утверждать, что он — прапредок всех форм жизни в Метагалактике? Честно говоря, поверить в это трудно. Я могу принять на веру, что Конструкторы могли творить звезды и галактики, но… возможно, мне не хватает воображения?

— Конструкторы не создавали собственно Звезды и галактики, вообще звездные скопления, это ложное представление об их деятельности. Они приготовили базу для возникновения звезд — трехмерное пространство, свернув остальные девять измерений; как известно. Вселенная рождалась двенадцатимерной. Кроме того, они изменили и кое-что еще.

Эрберг хмыкнул, покосился на Железовского, ничем не выдавшего своего отношения к сказанному.

— Весьма интригующее заявление. Словно вы и в самом деле были свидетелем деятельности Конструкторов. Что же они изменили еще, кроме количества измерений?

— Не лезь ты к нему в душу, — посоветовал Железовский. — Никто не знает пределов его знаний, а ты, кстати, не фридманолог, чтобы поддерживать спор на профессиональном уровне.

— Я математик и космологию знаю достаточно, к тому же не люблю высокопарных заявлений.

— Напрасно вы иронизируете, — с необычной мягкостью сказал Грехов, разглядывая Эрберга умными, угрюмыми глазами. — Самое глубокое заблуждение — в философском смысле — люди сохранили еще с двадцатого века, сформулировав антропный принцип. Да, жизнь, в том числе и разумная — уникальное явление во вселенной, но это вовсе не значит, что природа «старалась» именно для человека, подгоняя свои законы под его условия существования. Вы действительно не фридманолог, иначе знали бы, что уже сейчас наукой накоплено достаточно данных; чтобы сделать вывод: закономерности эволюции и структура нашего метагалактического домена Вселенной таковы, что люди могут, но не должны существовать.

Грехов помолчал, взгляд его был полон сочувствия, но не к одному конкретному человеку, а к человечеству вообще, Железовский почувствовал это.

— Что вы хотите сказать? — спросил озадаченный Эрберг. — Разве антропный принцип перестал работать? Разве условия, необходимее для существования сложных структур, подобных биологическим, не выглядят так, словно их специально «подгоняли» для возникновения носителя разума — человека?

Грехов покачал головой.

— Кто сказал, что разумная жизнь является высшей формой движения материи? В принципе, разум — это изобретение природы, приводящее обычно вид, который им награжден, к эволюционному тупику, и Конструктор — живой свидетель этого постулата. За время скитаний в космосе, еще в форме споры, он не раз встречал обломки цивилизаций, и только человечество, выжив в борьбе с самим собой, составило исключение из правил.

— Это вам сказал сам Конструктор? — не удержался от сарказма Командор погранслужбы.

— Да, — спокойно парировал Грехов. — Конструкторы и в самом деле подгоняли условия к осуществлению жизни в нашем уголке Вселенной, но не для человека. Мы — случайные их дети, как и другие разумные, кстати.

— Чужане? «Серые призраки»?

— Чужане — гости нашей Вселенной, пробившиеся к нам из какой-то другой. Я имел в виду существ, встречи с которыми еще впереди.

Эрберг фыркнул.

— Так спокойно и серьезно рассуждать об этом может только пророк или мистификатор.

— Так считайте меня пророком.

Эрберг не выдержал принятого тона и рассмеялся.

— Всякое читал, мнения философов слушал, но чтобы человек оказался ошибкой в эволюции — слышу впервые.

— Вы хорошо сформулировали: человек — ошибка эволюции. Сколько веков мы возводили в ранг абсолюта лозунг: все — для блага человека! — игнорируя стоны протестующей природы, и в результате подошли к глобальному Экологическому кризису, едва не погубившему цивилизацию. Сколько лет мы игнорировали истину: первичный фактор эволюции — дискомфорт особи, комфорт ведет к застою и гибели вида! Что удержало человечество от гибели, какие факторы? Да элементарнейшие! Сначала стресс от сценария ядерной войны, а потом стресс от начавшейся цепной реакции гниения экологической ниши. Когда-то в моде были высказывания, что мир спасут красота и чувство юмора. Не спасли. Спасло человечество только глобальное осмысление последствий стрессовых ситуаций. Кстати, стрессы, подобные явлению Конструктора, тоже эволюционно необходимы человечеству, иначе оно выродится. Оно и так оказалось глухим к доводам гуманизма, решив судьбу Конструктора. А ведь мы всегда кичились своей нравственностью, этикой, моралью. Чего же мы ждем от него, от нечеловека?

Эрберг, задумавшись, молчал.

Снова по всей громадной сети компьютерной связи, опутывающей Солнечную систему невидимой паутиной, прошел бестелесный сигнал-молния, результаты анализа обстановки интелматами службы пространства: «В Системе введен режим ГО. Все туристические маршруты закрыты. Транспортным службам вменено в обязанность координировать доставку грузов и пассажиров с погрансектором УАСС». Затем Мартин сообщил о задержании на базах Ганимеда и Тритона четырех любителей острых ощущений в возрасте от четырнадцати до двадцати лет и о появлении очередного конвоя. В тот же момент Грехов быстро выбрался из кокон-кресла.

— Кажется, это те, кто мне нужен. Прошу прощения за менторский тон, я и сам не люблю сентенций и нравоучений, и на вашем месте отнесся бы к подобным разглагольствованиям с таким же скептицизмом. Просто я волнуюсь… к собственному удивлению, и поэтому болтлив, как никогда.