Андрэ Нортон - Гаран вечный: Кристалл с грифоном. Год единорога. Гаран вечный Страница 27

Копыта оказались более чувствительными к холоду камня, чем сапоги. Ощущая шероховатости камня, его острые выступы, я стал спускаться более уверенно, нащупывая выемки для ног. Но я не знал, сколько мне надо спускаться, мы с отцом сюда не доходили. Он только показал мне, где вход. Я всё спускался, спускался и мне казалось, что в этом кромешном мраке остановилось даже время. Но вот мое копыто нащупало твердую почву, и я осторожно поставил рядом второе. Теперь зажечь свет…

Я вытащил из кошелька кресало и стал ощупывать стену, пока не наткнулся на торчащее из стены древко факела. Я высек огонь и первый факел зажёгся, заставив меня зажмурить глаза от яркого света. Не останавливаясь, чтобы надеть сапоги, убежденный теперь в преимуществе копыт, я направился дальше. Путь оказался длинным. Думаю, что больше половины его составлял естественный туннель, вероятно, русло высохшей подземной реки. Туннель был низким, и в некоторых местах мне приходилось пригибаться и двигаться на четвереньках.

Но тут я не опасался, что меня заметят, поэтому двигался с максимально возможной скоростью. Вскоре туннель стал пологим. Я понял, что нахожусь под долиной и крепость недалеко. Вскоре свет моего факела выхватил из темноты боковой проход в стене. Грубые ступени вели вниз и в сторону. Я понял, что это вход в пещеру на берегу моря, о которой упоминал отец, так что у мне было два пути для отступления. Отсюда туннель повел меня вверх. Длинная лестница в его конце вела в крепость, в комнату отца. Я остановился и загасил факел. Теперь мне могли понадобиться обе руки, а свет факела могут заметить через трещины в стене.

Я заглянул в одну из трещин: там был барак. На дальней его стене горел факел, оставляя большую часть комнаты в полутьме. Здесь спали несколько человек. Пройдя чуть дальше, я заглянул в следующую трещину. Моему взору открылся большой зал. Я находился где-то за троном отца. В очаге горел огонь, которому никогда не давали погаснуть. Слуга сидел на скамье возле него, а на полу, рядом, свернулись две собаки. Самая обычная картина для этого времени суток.

Вот я и у цели. Я не осмеливался идти дальше и открыть каменную плиту, хотя меня сильно мучило, что же я увижу там, в комнате отца. Люди часто используют слово «любовь». Они обозначают им как чистые чувства, вроде привязанности, нежности, так и грязные, вроде похоти. Я никогда не пользовался этим словом, так как мне в жизни не представлялось случая испытать это чувство. Страх, почтение, трепет — эти чувства были мне более понятны, чем любовь. Я не любил своего отца. В те дни, когда я был рядом с ним, я уважал его и преданно служил.

Но всегда между нами стояло то, что я рос вне дома, был, по существу, изгоем. И хотя он приезжал ко мне, присылал подарки, которые привели бы в восхищение любого мальчишку, в его присутствии я всегда ощущал неловкость и беспокойство. Не знаю, что было тому причиной, то ли его реакция на мое уродство, то ли то, что он не мог открыто воспротивиться моей матери и признать меня сыном с самого начала. Я понимал, что с самого детства наши отношения были не такими, какие бывают между отцами и сыновьями. Долгое время я считал, что это моя вина, и поэтому в его присутствии чувствовал себя в какой-то степени морально ущемленным, не в своей тарелке.

Так мы построили между собой стену и сломать её так и не смогли. Очень жаль… Теперь я думал, что лорд Ульрук был именно тем человеком, которого я мог бы полюбить всем сердцем. И теперь я стоял в темном туннеле возле его покоев и ощущал, что потеря отца опустошила мою душу. Моя рука лежала на рычаге, который открывал плиту в каменной стене, прикрытую спинкой огромной отцовской кровати. Я чуть-чуть приоткрыл ее, услышал чьи-то голоса и увидел свет лампы. Тут я вспомнил, что плиту увидеть невозможно, и я даже могу обойти вокруг кровати и неожиданно появиться перед изумлёнными людьми. Они не могли знать о моем присутствии, и у меня была возможность узнать все о том, что же здесь произошло. Я проскользнул в комнату и укрылся за балдахином: это было великолепное укрытие, в нем я даже нашел дырочку, через которую всё можно было видеть.

В комнате находилось четверо. Двое сидели на скамье у стены, один на стуле, а четвертый в кресле, где сидел мой отец, когда мы с ним прощались.

Хлимер и Роджер. На стуле расположилась девушка. У меня даже перехватило дыхание. Если забыть, что это лицо девушки — то это копия моего лица! А в кресле… У меня не было ни тени сомнений, что я впервые в жизни увидел леди Тефану. Она была в пепельно-серой одежде вдовы. Ее вуаль была отброшена назад и прикрывала только волосы. Лицо было таким молодым, что она казалось старшей сестрой девушки, и старше её всего на два — три года. Хлимер ничем не напоминал её. Я же был похож на нее, как сын бывает похож на мать.

Я не испытывал никаких чувств, кроме любопытства, когда смотрел на свою мать. С самого начала я знал, что у меня нет матери, и примирился с этим. Мы ничем не были с ней связаны, и вот теперь я впервые увидел её. Она быстро говорила и проделывала такие же быстрые жесты своими красивыми руками с длинными пальцами. Но я видел только то, что на её пальце сверкал перстень — перстень моего отца, который мог надеть только лорд. Этот перстень имел право носить лишь я.

— Они дураки! Но нам-то зачем быть дураками? Когда придёт известие, что Керован убит на юге, Лизана станет наследницей, а её муж, — она указала на Роджера, — будет править здесь от её имени. Хочу вам сказать, что захватчики предлагают хорошие условия. Им нужен порт, но они не хотят брать его с боем. Нам же война ничего не даст, долго против них нам не устоять. Кому нужны смерть и разрушения? Повторяю, условия очень хорошие. Эта сделка спасет нашу долину…

— Я охотно соглашусь на то, чтобы стать мужем Лизаны, а заодно и правителем Ульмсдейла, — проговорил Роджер и чуть погодя добавил: — Что касается остального… — он покачал головой. — Это совсем другое дело. Легко заключить договор, но выполнить его гораздо сложнее. Открыть ворота мы сможем, а вот закрыть их потом… Они отлично знают наши слабости. А мы слабы…

— Слабы? Мы? И это говоришь ты, Роджер? — леди Тефана в упор смотрела на него. — Глупый мальчик, ты забыл, какое Могущество мы унаследовали от нашего рода? Я не уверена, что пришельцы сталкивались с чем-нибудь подобным.

Роджер улыбнулся едва заметной улыбкой, которая всегда заставляла думать, что он очень уверен в себе оттого, что он владеет каким-то страшным оружием, вроде того, что захватчики применили против нас.

— Значит, моя дорогая леди, вы хотите с ними договориться? Подумайте хорошенько, ведь может произойти непредвиденное. Они могут выйти из-под контроля и пойти своим путем. Мы их родственники, но не близкие…