Роман Никитин - Пусть люди вымрут! Страница 27

− Кельвин! − обрадовался Флавий. − Ты пропустил самое интересное, как наши славные легионеры вчетвером покрошили четверых големов!

Старый легионер с готовностью хохотнул, потом посмотрел на Флавия. Предполагалось, что тут должен был начаться правдивый рассказ. Но римлянин молчал. Кельвин оглядел поляну, особое внимание отдав зарослям, но терции велитов, пары катапульт или центурия тяжелой пехоты так и не обнаружилось.

− Но это значит… − нерешительно начал ветеран.

− Это значит, старый ты вояка, что големов можно бить в хвост и в гриву! − закончил за него Флавий. − Они ничуть не страшнее дикого зверя, а по уровню соображалки даже уступают.

Легионер хитро прищурился.

− Признайся, молокосос, это ведь ты придумал как уравнять шансы?

Флавий скромно потупил взгляд.

Объяснять что к чему не пришлось, пара легионеров наперебой начали прославлять своего командира, сумевшего вывести големов из строя и полностью лишить ориентации. Старый ветеран только цокал языком, а когда узнал, что слабым местом големов является самая что ни на есть банальная шея, только мечтательно прищурился. Видимо, представлял как будет резать големов десятками.

Распотрошенные трупы монстров свалили под деревья, а головы с вырезанными глазами насадили на обрубленные ветви. Место за опция. Пусть храбрый легионер на том свете возрадуется и почувствует себя отмщенным.

К холмам добрались аж к середине дня, солнце палило уже немилосердно. Похоже, что раненый в ключицу стрелок все же подхватил какую-то заразу: парня мелко трясло и периодически бросало в озноб, но он крепился и даже пытался шутить, что если бы не его поддержка — вот не смогли бы ребята справиться со всеми четырьмя тварями.

«Так вот откуда еще одна стрела», − подумалось Флавию. Хотя странно… это же была стрела, а не арбалетный болт, нет? Или померещилось?

Флавий тряхнул головой и вновь откинулся на своих носилках. Разом повеселевшие солдаты шутили и хохмили, соглашались с раненым товарищем, делая его чуть ли не автором нынешней победы, а Кельвин тут же произвел своего подчиненного в должность декурия. Собственно декаду центурион пообещал сразу же, как отряд доберется до Качумбы, а парень выздоровеет.

Раненый легионер делал вид, что верит в свое успешное возвращение в гарнизон и в успешную карьеру декурия. Но даже слепому ясно — воин умирает, и знает об этом.

Конечно же, Герекс Люпекс не сдвинулся с места и не ушел с отрядом в Качумбу. Были в этом и плюсы — галл сделал замечательный обед, а еще быстро и умело обработал раны тех, кому не повезло выбраться невредимыми. В столь же бездонной как брюхо сумке великана оказался полный набор первой помощи, включая редкие алхимические зелья. С разрубленным ребром Флавия галл ничего поделать не смог, только лишь перетянул ремнем грудь римлянина: «чтобы не шатать ребра». Бедро зашил и перевязал на удивление чистыми тряпками.

При взгляде на арбалетчика великан старательно подавил вздох и постарался как можно лучше обработать рану. Хотя лечить нужно было уже не тело…

В путь до Качумбы выступили поздно вечером. Далее двигаться планировали исключительно по ночам, когда жара спадает и африканская преисподня становится хотя бы условно пригодной для жизни белого человека.

− Как парень? − поинтересовался Флавий у центуриона, когда отряд остановился на очередной привал.

− Плохо, − покачал головой Кельвин. − До лагеря не донесем.

Действительно плохо. Сам Флавий тоже чувствовал себя препаршиво, несмотря на старания галла. Но его хотя бы не сжирала лихорадка. Вот уж воистину не знаешь, что лучше — быстрая смерть на поле боя или возвращение с победой, но без единого шанса выжить.

− Местные племена справляются со здешними инфекциями, но не делятся знанием, − мрачно процедил легионер, устраиваясь рядом с носилками Флавия. − Я несколько раз пытался выбить из них тайну, но безуспешно. Сволочи!!!

Флавий посмотрел на ветерана. Действительно, старая добрая Империя. Твой солдат — это твоя кровь, береги ее. Твое звание — это твоя честь, не посрами ее. Когда-то во времена разрушительных войн и стотысячных армий железная закалка воинов Империи делала войска с Орлом-на-Венке непобедимыми. Манипулы ломали любой вражеский строй, велиты превращали расположения противника в выжженые, утыканные копьями и стрелами пустыни. Мятежные города сдавались, едва услышав горны подходящего воинства.

А теперь один единственный, брошенный на произвол судьбы гарнизон на всю провинцию, раздробленный и недоукомплектованный. Пусть и отсталая земля, пусть и далекая, но здесь живут подданные Рима. Но где же здесь сам Рим?

Невеселые мысли Флавия прервал галл. Гигант подошел к носилкам и что-то вполголоса сказал легионеру. Стругг пружиной взвился в воздух и метнулся в темноту.

− Что такое, Герекс?

− Алехандро умер, − произнес гигант и присел на место центуриона. − Так звали этого парня.

Флавий перекрестился и пожелал арбалетчику легкого пути в мире мертвых. В ту минуту римлянин еще не знал, что уже через час по пути скончавшегося легионера отправится и большая часть оставшегося отряда.

Единственное, что успел разглядеть Флавий, открыв глаза — это стремительная черная тень где-то сбоку, а дальше — сплошное безумие. Вопли, крики, стоны раненых и мощные, чавкающие удары. Щелкнул арбалет, зазвенели клинки, но все продолжалось меньше минуты. Потом по ушам ударила абсолютная тишина, налилась тяжелым металлом-плюмбумом, заполонила окрестности расплавленной всепроникающей массой, и Флавий, наконец, смог оценить картину бедствия.

Бедствие стояло перед носилками римлянина — смертоносное, грациозное и… прекрасное. Демон был во всем своем великолепии: стройная, даже немного сухощавая фигура, изящный профиль гладких и сильных ног с четырехпалыми ступнями, жилистые, но очень соразмерные руки (в каждой по изогнутому и светящемуся тускло-голубым цветом клинку) и, наконец, увенчанная роговой диадемой голова. Прежде всего глаза. Как и у големов, горят голубым светом, но сравнивать горный хрусталь монстров с этим произведением исскуства все равно что пытаться выдать мазню портового «художника» за оригинал работы Рембранта.

В глазах демона одновременно и дикий огонь Преисподней, и разум высшего существа, и спокойствие величайшего мыслителя. Не пустые зенки подобно стекляшкам големов, в каждом из очей повелителя Преисподней чернел зрачок, чуть вытянутый по вертикали подобно кошачьему, но в отличие от звериного, полный сознания своего существования как высшего существа во Вселенной. Кромки зрачка наполнены неистовым белым огнем ярчайших звезд небосклона, в то время как центр − сосредоточие истиной тьмы подземелья.