Филип Дик - Скользя во тьме Страница 27

Одна эта мысль, наверное, его теперь и поддерживала. Виновный, размышлял Арктур, предельно аккуратно ведя машину в плотном предвечернем потоке, способен испариться, даже когда никто его не преследует, — он о таком слышал, и, возможно, это была правда. Однако совершенно определенно правдой было и то, что виновный испарялся — причем почти мгновенно и с массой предосторожностей, — когда его на самом деле преследовали. Когда за ним реально охотился кто-то опытный и в то же время скрытый. И откуда-то с близкой дистанции. Не дальше, подумал Арктур, заднего сиденья этой машины. Откуда, если у врага есть с собой нелепый немецкий пистолет 22-го калибра с таким же нелепым самопальным квазиглушителем, а Лакман, как водится, уснет, очень удобно пустить мне в затылок пулю со срезанным кончиком. И я буду мертв, как Боб Кеннеди, скончавшийся от пистолетных ран из того же 22-го калибра — таких маленьких дырочек.

И не только сегодня, но в любой день. И в любую ночь.

Если не считать того, что, проверив магнитные барабаны, где хранится информация голосканеров, я очень скоро с точностью узнаю, что каждый делает в моем доме и зачем — включая меня самого. Я увижу, подумал Арктур, как я встаю среди ночи поссать. Я буду круглые сутки наблюдать за всеми комнатами… впрочем, там будет запаздывание. Мне мало чем поможет информация голосканеров, если они зафиксируют, как я принимаю славный дозняк какого-нибудь дезориентирующего наркотика, уворованного «Ангелами Ада» с военного склада и подмешанного мне в кофе. Кому-то другому из академии придется проверять магнитные барабаны и любоваться, как я бьюсь об стены, уже неспособный увидеть или понять, кто я и где. А мне это зрелище задним числом увидеть не удастся. За меня это должен будет сделать кто-то другой.

— Интересно, — вдруг сказал Лакман, — что там весь день творилось в доме, пока нас не было. Знаешь, Боб, ведь все это доказывает, что кто-то правда очень хочет тебе задницу подпалить. Надеюсь, когда мы вернемся, дом еще будет на месте.

— Ага, — отозвался Арктур. — Я об этом не подумал. Кстати, мы так и не достали временный цефаскоп. — Он намеренно сделал свой голос равнодушно-вялым.

— Лично я не стал бы слишком беспокоиться, — поразительно радостным тоном произнес Баррис.

— Не стал бы? — гневно переспросил Лакман. — Блин, туда могли вломиться и поспирать все, что у нас есть. По крайней мере все, что есть у Боба. Могли убить или потоптать животных. Или…

— Для того, кто в наше отсутствие войдет в дом, — за. явил Баррис, — я оставил небольшой сюрприз. Я изобрел это сегодня рано утром — работал и работал, пока не вышло. Электронный такой сюрприз.

Стараясь скрыть свою обеспокоенность, Арктур резко спросил:

— Что еще за электронный сюрприз? Это мой дом, Джим, и ты не имеешь права начинять его всякими…

— Полегче, полегче, — сказал Баррис. — Как сказали бы наши немецкие друзья, leise. Что значит «не ссы».

— Так что за сюрприз?

— Если за время нашего отсутствия, — объяснил Баррис, — передняя дверь будет открыта, мой кассетный магнитофон начнет записывать. Он под кушеткой стоит. И пленки там на два часа. А три всенаправленных микрофона «Сони» я разместил под разными…

— Ты должен был мне сказать, — перебил Арктур.

— А что, если они через окно проникнут? — спросил Лакман. — Или через заднюю дверь?

— Для увеличения шансов их проникновения через переднюю дверь, — продолжил Баррис, — по сравнению с менее обычными способами вторжения, я предусмотрительно оставил ее незапертой.

После недолгого молчания Лакман заржал.

— А откуда они узнают, что дверь не заперта? — поинтересовался Арктур.

— Я на ней записку оставил, — ответил Баррис.

— Ты мне мозги паришь!

— Ага, — вскоре подтвердил Баррис.

— Так паришь ты нам мозги, мудило, или нет? — рявкнул Лакман. — С тобой ни хрена не понять. Боб, он нас дурачит?

— Увидим, когда вернемся, — сказал Арктур. — Если на двери есть записка и дверь не заперта, станет ясно, что он нас не дурачит.

— Записку они как пить дать сорвут, — заметил Лакман — После того как обчистят и поставят на уши весь дом. А потом запрут дверь. Так что ничего мы не узнаем. То есть не узнаем, дурачит он нас или нет. Понятное дело. Опять двадцать пять.

— Конечно же я шучу! — бодро заявил Баррис. — На такое только псих способен. Оставить переднюю дверь своего дома незапертой и с запиской на ней.

— А что там в записке, Джим? — обернувшись, спросил у него Арктур.

— Да, к кому обращена записка? — присоединился Лакман. — Я и не знал, что ты писать умеешь.

— Я написал следующее, — снисходительно ответил Баррис. — «Донна, заходи. Дверь не заперта. Мы…» — Тут Баррис осекся. — Короче, она Донне, — закончил он не слишком уверенно.

— Он действительно это замастрячил, — заключил Лакман. — Зуб даю. Все, о чем сказал.

— Таким образом, Боб, — снова обретя уверенность, подвел итог Баррис, — мы выясним, кто все это проделывал. А это имеет первостепенную важность.

— Если только они не стырят кассетник, когда будут тырить кушетку и все остальное, — заметил Арктур. Затем он принялся лихорадочно размышлять, насколько все это создает реальную проблему — это очередное проявление бестолкового электронного гения Барриса детсадовского образца. Черт возьми, вскоре заключил он, да они в первые же десять минут найдут микрофоны, а от них доберутся до кассетника. Наверняка они прекрасно знают, что в таких случаях делать. Сотрут пленку, перемотают ее назад, поставят кассетник на место, оставят дверь незапертой и с якобы нетронутой запиской. По сути, незапертая дверь даже облегчит работу. Ну Баррис и мудак, подумал Арктур. С его великими и гениальными планами, которые должны всю Вселенную на уши поставить Так или иначе, он наверняка забыл воткнуть кассетник в сеть. Впрочем, если он обнаружит его выключенным…

Тогда Баррис расценит это как доказательство того, что в доме кто-то был, понял Арктур. Кто-то туда забрался, просчитал его уловку и хитроумно отключил кассетник. Надеюсь, подумал он, если техники найдут кассетник выключенным, они догадаются воткнуть его в сеть и вообще сделать так, чтобы он работал как надо. По сути, на самом деле им следует проверить всю его систему обнаружения — прогнать ее цикл столь же тщательно, что и цикл своей системы. А затем, наверняка убедившись, что она работает идеально, перевести ее в исходное состояние. Превратить в табличку без надписи, на которую, впрочем, что-нибудь несомненно бы записалось, если б только кто-то — они сами, к примеру, — заходил в дом. Иначе подозрения Барриса будут только расти и расти.