Александр Громов - Циклогексан (сборник) Страница 27

Вот-вот. Пусть потрудятся. И пойдут в итоге по ложному следу.

Руководству не нужна вражда со скользунами Радости. Скользуны разных миров не могут вести войн друг с другом – ведь чтобы попытаться (только попытаться!) нейтрализовать действия хотя бы одного скользуна, надо мобилизовать против него всех. Абсолютно всех. Скользунов и нескользунов. Любого, кто может выстрелить по внезапно появившейся цели. И это будет концом тайны и концом независимости. Пока мы всего-навсего сотрудничаем с ФСБ, да и то эпизодически, глядя на эту организацию несколько сверху вниз, – а что будет, если исчезнет наша тайна? Ничего хорошего ни для нас, ни для скользунов любого другого мира.

Поэтому мы не стреляем друг в друга. Обман партнера – это ведь не война, это ближе к дипломатии.

Разумеется, в Малине никакого покушения на президента не готовилось. Тьфу на него, на этот мир воров, взяточников и дурацкой слежки всех за всеми. Хотя мы здорово разворошили этот муравейник, и я опасаюсь, что нам еще придется так или иначе сглаживать последствия наших действий. Но отработали мы неплохо, что и говорить. Обидно только, что мы ничего не знали об истинной подоплеке событий – ну, кроме, может быть, Терентия нашего Семеновича, понимаете ли. Но ведь это было необходимо для успеха операции…

Мы понимаем. Мы всё понимаем. Но Балыкину я это еще припомню. Во всяком случае, пусть не рассчитывает на мою помощь, когда надо будет затаскивать в наш подвал новый сейф.

– Хочешь в основной состав? – внезапно спрашивает он меня, предварительно с чувством высморкавшись.

Я растерянно моргаю. Почему он предложил это мне? Не Степану, не Герману, не Юлии, а именно мне? Я стою, как дурак, а на меня смотрят, мне завидуют…

Я медленно качаю головой.

– Нет.

– Ну, ты подумай, а я тебя потом еще раз, понимаешь ли, спрошу.

– Я уже подумал.

Вот именно. Меня ждет Мара. Меня ждет мир, где мне хорошо и покойно. Даже информация о Золотом Веке не в состоянии толкнуть меня к немедленной активности. После – может быть. Но я не стану искать ничьих милостей.

Эх, нет последней фразы! Мне еще предстоит ее придумать – броскую и запоминающуюся, – а пока я могу констатировать: скелет романа готов. Первого романа цикла. Позже наращу мясо, а пока могу расслабиться: основное дело сделано, и оставлена интрига для романов-продолжений. Может быть, их будет даже не пять, а больше. Там посмотрим. В них будет многое: прогулки по мирам типа Вивария или даже еще хуже, успехи головоломных операций и обидные провалы, грань настоящей войны скользунов, Сонный Паук, миры смешные и миры страшные, а на закуску – Золотой Век и тысяча лет жизни если не для всех и каждого, то уж по меньшей мере для героя и его близких. Может быть. Я еще не решил.

Ведь чем хорош цикл? Во-первых, читатель уже прикормлен, как подлещик в озере, и должен с нетерпением ждать следующего романа. Во-вторых, в следующем романе всегда можно объяснить сюжетные нестыковки предыдущих опусов. В-третьих, если кто-нибудь наморщит нос – мол, интрига вяловата и сюжет недостаточно динамичен, – то ему сразу же укажут: «Дурень! Ты второй (четвертый, девятый) роман этого цикла почитай! Вот там – круть!»

Впрочем, указали бы на Земле, а не на Зимле. Здесь фантастика развита слабо и большей частью эксплуатирует тему далеких планет и небывалых изобретений гениальных инженеров. Чисто приключенческая фантастика здесь пока в новинку, и грех этим не воспользоваться. Конечно, с изданием будут проблемы, мне обязательно скажут: «Это же антинаучно!» – но эти трудности преходящи, и цикл рано или поздно издадут. И продадут на «ура». Я не верю в это – я это знаю.

Дописать бы только…

Вот черт! Я и забыл о таинственном госте, что прятался в берлоге Степана! Женщина-скользун из ненашего мира, да? Ну и ладно, не стану ее вычеркивать. Сделаю лучше: введу в каждый роман подобную интригу без развития, и пусть в последнем романе все эти развешенные на стенах ружья выстрелят залпом. И полезут скелеты из шкафов.

Подбрасывая сосновые чурки в камин, меланхолично размышляю: что сказал бы читатель, узнав, что на самом деле никакой я не фантаст? Ну почти никакой. Приукрашиватель действительности – это да. Ампутатор малоинтересного. Доморощенный художник-декоратор, вот я кто. А что на это сказала бы Мара?

Кстати, не ее ли это звонок в дверь? По времени – рановато. Но, может, ее отпустили с дежурства?

Это не Мара. В дверном проеме стоит Балыкин.

– Позволишь войти? – осведомляется он.

Куда ж я денусь.

Он входит. Нет, между нами не состоится разговор о том, почему лифт имеет педали и как меня погрызли зайцы. Это старо, это уже было. Шрам на моей шее стал почти незаметен, а шрам на животе Балыкину не виден. О том, как я его получил, я намерен написать в третьем романе. Приукрашу, конечно, как же без этого.

– Я все еще могу на тебя рассчитывать? – с места в карьер осведомляется Балыкин, и я понимаю: времени у него в обрез. Иначе он попросил бы чаю с сахаром – подкормить мозговые извилины.

– Конечно. – Энтузиазма его слова не пробуждают во мне никакого, а почему – читайте в четвертом романе. Но я готов к работе. Небось опять надо будет спереть какой-нибудь экспериментальный образец из опытной лаборатории в технологически развитом мире…

– Тогда собирайся.

Вопрос права

Завтра меня будут судить.

Нет, я не виновен, во всяком случае, таковым себя не считаю. Дело за малым – чтобы таковым меня не сочли присяжные. У них будет трудная задача, и я им заранее сочувствую. Впрочем, завтра будет видно, кому в действительности пригодится сочувствие. Боюсь, что мне. И истец, я уверен, не пожалеет слов для того, чтобы обрисовать мои им же вынужденные поступки в самом черном и невыгодном для меня свете. Он взбешен и жаждет мщения, сладострастно потирая руки.

Пусть. У меня еще есть надежда: в сущности, ведь не доказано, что я совершил преступление. И может быть, то, что я собрался написать, как-то поможет делу? А что, это, пожалуй, идея. Оратор из меня никакой, чего доброго, начну невразумительно мямлить, когда судья спросит меня о мотивах, – но если мне удастся выразить на бумаге хотя бы десятую часть того, что мне пришлось пережить, весы Фемиды должны дрогнуть. Обязаны. У меня, как и у всякого другого, есть право давать показания в письменном виде.

Приговор? Не думаю, что он будет очень уж суров – вероятно, лишение какого-либо гарантированного права на более или менее продолжительный срок. Какого? – вот вопрос.