Марина Дяченко - Рассказы Страница 27

Бог снова поднял голову:

– Ну что ты смотришь? Знаешь, чего мне стоит этот купол и те, кто под ним живут? Хочешь свободы – вперед. Беглец чер-ртов. Бунтарь. Повстанец, – он скривил губы и вернулся к своей игре.

Снова стало тихо. Где-то в глубинах зала осыпался песок.

– Так, это. Вывести их? – несмело поинтересовался начальник стражи.

– Да, – резко сказал Бог. – Только дай ему бумагу и перо. Пусть напишет, что я скажу. Для очистки совести. моей.

Онемевшими пальцами Щек разгладил на колене поднесенный начальником жесткий бумажный листок. Вопросительно глянул на Бога.

– Я, такой-то такой-то. Согласен покинуть пределы купола добровольно и без принуждения. Я осознаю необратимость своего поступка и знаю, что ждет меня снаружи. Подпись. Все.

– И она пусть напишет, – предложил начальник стражи.

– Берегини по нашим законам недееспособны, – Бог вытащил следующую сигарету. – Идет с ним – пусть идет. Хоть и жаль, – и он снова глубоко затянулся.

– Я вам не верю, – сказал Щек. – Там. За куполом. Есть жизнь. Другая и. лучше.

– Очень хорошо, – отозвался Бог равнодушно. – Пойди и проверь.

Щек посмотрел на Дану – круглые синие глаза на узком, как стебелек, лице.

– А если. начал он, запинаясь, – если. вы мне покажете?

– Что? – удивился Бог.

– То, что. там. Чтобы я посмотрел.

Бог присвистнул:

– Надо же! Щек, ты мне либо веришь, либо нет, либо идешь, либо.

– Пусть идет, – усмехнулся начальник стражи.

– Они лгут, – тонко сказала Дана. – Купол. Не людей спасает от того, что снаружи, а то, что снаружи, спасает от людей.

– Как витиевато ты изъясняешься, де. то есть берегиня, – Бог равнодушно отвернулся к своей игре. Пробормотал, не поднимая головы: А кто это тебе такое интересное рассказал, а?

– Разузнать? – деловито поинтересовался начальник стражи.

Дана снова вздохнула – Щек осторожно сдавил ее плечи.

– Фиг ты разузнаешь, – отозвался Бог голосом начальника стражи. После паузы добавил уже своим голосом: – Да и не надо. Зачем. Все равно.

– Там жизнь, – сказала Дана. – там небо. Желтое-желтое небо и синее солнце.

Бог фыркнул:

– Обычно бывает наоборот. Впрочем, там ничего нет ни желтого, ни синего. Ничего.

– Есть, – сказала Дана. – там деревья.

– Пожалей ее, Щек, – серьезно сказал Бог. – Не надо. Не ходи.

Люк занимал полстены – от пола до потолка.

– После того, как отвалится люк, назад пути не будет, – сказал Бог. – Мне, собственно все равно. Ну почему ты мне не веришь?!

Щек молчал и кусал губы.

Дана улыбнулась:

– Ты увидишь, Щек. Там облака.

Люк упал.

Оскол

«И говорят, что этот пленник был господину дороже, чем родной отец. Что пленник ел на золоте и спал на бархате, а снаружи, за крепкими стенами, ежечасно сменялась стража – пуще глаза берег господин пленника своего… Смертью карал за небрежность на посту… И, говорят, каждый день приходил в покои к пленнику своему и то говорил с ним ласково, то проклинал и скрежетал зубами – но ни разу не посмел и пальцем коснуться пленника своего…

И случилось так, что однажды утром нашли пленника мертвого в бассейне с фиалковой водой. Говорят, что сам он искал свою смерть и нашел – господин, узнав об этом, сделался белее полотна, и страшными стали глаза его. И он пинал ногами равнодушный труп, и изрыгал проклятия, от которых дрожали стены, и велел казнить слуг и стражей, что не доглядели… А на другой день тих сделался и болезнен. А на третий день приказал выкопать труп из могилы, и хватал мертвеца за синие руки, и рыдал, и молил о чем-то – но нем и бесстрастен оставался освободившийся пленник, и господин захирел, заболел и умер над трупом спустя десять дней, умер в судорогах и мучениях…»

Три лошади гуськом вышли из леса, а небо к тому времени сделалось уже настолько светлым, что можно было различить лица всадников. Двое казались довольными и злыми, третий сутулился и держал голову так низко, что волосы свешивались на лицо грязным мешком – а может быть, это и был мешок, не зря так удовлетворенно ухмылялись спутники, не зря один из них вел лошадь сутулого на коротком поводу. У подножия холма кавалькада замедлила шаг; перед путниками вставал, не желая более прятаться, замок.

«…давняя недобрая слава. Чужие люди избегали стучаться в его ворота, зато свои никогда не уходили дольше чем на дневной переход. Всякое говорили, и кое-кто верил слухам, но много было и таких, кто знал правду…

Говорят, что только раз в столетие земля рождает таких, как Оскол.»

– …Пусти меня. Мне нужно видеть…

– Ты выбрал, – с некоторым сожалением отозвался стражник из смотрового окошка.

– Гады, – бессильно пробормотал проситель, бледный парень в грязной кожаной куртке. – Я не хочу так подыхать… Ты!! – в голосе его прорезались вдруг повелительные нотки. – Позови его, скажи, что я…

Требовательный окрик сорвался, обернувшись скулежем. Скрученный судорогой, парень опустился на траву у ворот.

Тем временем кавалькада из трех всадников приблизилась.

– Почто? – осведомился страж, на всякий случай прикрывая свое окошко.

– По делу, – усмехнулся тот, что ехал первым. – Дело сделали, заказ везем.

Проситель в грязной куртке вдруг кинулся вперед, вцепился приезжему в ногу:

– Лесь… Батюшкой твоим… умоляю… возьми меня…

– Гони его, – буркнул стражник. – Сам, дубина, сбег… а теперь бьется под воротами вторые сутки, как та муха, право слово…

– Дурак, – пробормотал приезжий Лесь, отводя глаза. – Что ж я сделаю теперь…

Оба его спутника молчали. Один таращился на несчастного парня с ужасом и недоумением – другой мерно покачивался в седле, руки его были связаны за спиной, а голова и грудь закрыты балахоном из мешковины, поэтому ни возраст, ни пол пленника не поддавались определению.

Парень в кожаной куртке взвизгнул – его отпихнули с дороги; отброшенный на обочину, он снова получил возможность до хрипоты молить, проклинать и биться о створки ворот.

– Я не пойду, – младший из приезжих нервно попятился от обитой железом двери. Товарищ его был мрачен.

Слуга, данный в сопровождение, презрительно скривил губы:

– С единого раза ничего тебе не станет, дурень… Ежели б с одного раза – так по сотне людей ежедня под воротами… собирались бы… эдак здоровья у господина не хватило бы – со всем миром водиться…

Слуга демонстративно не замечал третьего визитера, того, что явился в гости с мешком на голове. Руки пленнику развязали и обходились вежливенько – но все равно приходилось тащить его чуть ли не волоком. Не желал переставлять ноги, стервец. Или не мог.