Владимир Савченко - За перевалом Страница 27

– Ты сейчас в Ницце, па?

– В Неаполе, сын. Видишь? – Он показал на колонны и декоративные склоны гор за собой.

Неаполь, Ницца, Гонолулу, Сочи, Майами, Венеция – эти места мало отличались от других, а от многих (Северной Норвегии, например, или Камчатки) даже и не в лучшую сторону. Но сами названия сохранили притягательность – особенно, если их произносить чуть в нос: «Когда я приплыл в Гонолулу», «Когда я вернусь из Майами-Бич»…

– Но что обо мне, скажи лучше о себе, сын: как твои дела, твои идеи? Как с «обратным зрением»?

– Помаленьку, па. То получается, то нет. Но это небиджевая работа, па, там нет нового – только хорошо забытое старое.

– Ну, сын мой, ну… почему ты сразу сводишь к биджам! Неужели ты не допускаешь, что я просто болею за тебя, хочу порадоваться твоим удачам, погордиться тобой? Я ведь знаю, что мой младшенький – самый лучший, незаурядный и далеко пойдет. И конечно, никогда не отмежуется от своего старого незадачливого па. Не так, как другие…

– А что другие?

– О-о! – Па прикрыл полной рукой глаза. – Я в горе, сын, я просто в отчаянии.

Ты знаешь, Метандро и Метандри сейчас на Орбите энергетиков. Когда они готовились в рейс, я просил, чтобы они, как долетят, связались со мной, дали знать о себе: как дела, здоровье, то-се… Они и сами уже отцы, должны понимать. Но скоро полгода, а ни звука. Каково?

(Ага, вон что. Метандро и Метандри, близнецы, старшие братья Эоли, специалисты по антивеществам; сейчас на орбите принимают первый транспорт из Тризвездия, работы хватает. Но дело не в том, не в них – орбита энергетиков!

Если па нельзя общаться с людьми там – ИРЦ просто не соединит, – то пусть они оттуда свяжутся с ним. «Вот вчера, когда я разговаривал с орбитой энергетиков… Боже, как хлопотно разговаривать с орбитой энергетиков! Нужно выкладывать все сразу, с запасом на паузы. Никакого тебе живого диалога!..»

И па вырастает в глазах знакомцев, как стартовая вышка.

Классика потребительства: добыть то, что доступно не всем. Общедоступное, будь это даже все богатства Земли, – не то. Этим не переплюнешь А и не посрамишь Б. А вот рвануть межпланетный разговор! Отхватить рейс в систему Юпитера!.. Не для дела, зачем все летят, а – «вот когда я был на Ганимеде!».)

«И зачем я так его понимаю?» – с отвращением подумал Эоли.

– Они меня чуждаются! – разгорячился от своих слов па. – Они считают, что мне не следовало заводить столько детей. Хорошенькое дело! Скажи, разве плохо, что я дал тебе жизнь?

– Нет, па, конечно. Я рад и благодарен. («Хотя мне ее мог бы дать и более толковый отец».)

– Э, сын, я знаю, что бы подумал. Не думай так, ты не прав. Таким, какой ты есть: талантливым, темпераментным, с острым умом… я уже не говорю о внешности, хотя и она входит в состав твоей личности, – ты мог произойти только от меня. Ни от кого другого!

– Ты льстишь мне, па. И себе немножко.

– Нет, именно так. И если ты достигнешь высот, то потому, что в тебе воплотились мои неисполнившиеся мечтания. Какие они были, бог мой! На них не хватило бы миллиона мегабиджей, десятка жизней. Не стану уверять, что ты унаследовал от меня упорство в работе, возможно, это больше от матери – где-то она сейчас! – но я дал тебе то, что пробуждает способности, что многих сделало великими: комплекс неполноценности.

– Вот как! И ты говоришь об этом с гордостью?

– А почему нет? Комплекс неполноценности – это даже больше, чем талант. Ты бы поразился, если бы знал, сколь многих людей в прошлом – политиков, финансистов, военных, писателей, даже ученых – это свойство психики толкало доказывать все новыми предприятиями, что чего-то стоишь, что лучше других…

Название неудачное: не неполноценность это, что-то иное, возвышающее. И ты возвысишься, сын, переплюнешь своего кумира Иловиену!

– Если дело в том, чтобы переплюнуть… («Кумира. Все-таки ревнует».)

– И раз уж зашла о нем речь: то работа, которую вы вместе ведете…

Биоколонизация, кажется, – как у вас с ней? Получается?

– В общем-то да.

– И отлично, сынок. Я всегда верил в тебя! Это ведь биджевая тема, очень биджевая, а?

– Да… («Что и говорить, по экономическому эффекту она сравнима разве что с Трассой, будет не только освобождение от примечания Б, но и большой личный фонд. Только… Ило ведь доказывает, что нельзя внедрять?..»)

– И теперь, когда Иловиена сходит на нет, – возбужденно продолжал па, ты в ней первый человек. Да и прежде – что бы он мог без тебя! И следовательно…

– Хорошо, па, я все понял. Ты же знаешь, что всегда можешь на меня рассчитывать.

– Ну, сын! Так я жду и надеюсь.

Прощальный, патрициански величественный взмах рук – колонны обязывают; шар погас. Эоли мог сутками работать, не уставая, идти, лететь, не опускаясь отдохнуть. Но сейчас, после десяти минут разговора, он устал до отупения.

8. ТРУДНОЕ РЕШЕНИЕ

Ило, вернувшись, с одного взгляда понял состояние помощника и, чтобы дать ему время успокоиться, подошел к автоклавам, смотрел на приборы, вертел ручки – проверял режим.

А Эоли искоса следил за ним и думал, что и вправду этот человек не в меньшей мере его отец, чем па, – а то и в большей. И не только его – многих. И вообще, если человечество и уцелело после всех передряг, то лишь потому, что многие отпрыски, войдя в возраст, присоединяли к скромным наследственным качествам идеи, знания и взгляды на жизнь таких, как Ило, становились духовно и интеллектуально их детьми, развивали и умножали их – теперь свое!

– наследие, тем небиологически порождая новых себе подобных. Именно это, а не то, что подсчитывают демографы, было и есть истинным ростом человечества.

«Сейчас и спросить неудобно: есть ли у него свои дети? Столько времени не интересовался. Конечно, есть… а может, уже и нет. Ведь обзаводился ими он в молодости и, понятное дело, в пределах этической нормы: двое-трое – чтобы не теснить других. А ведь многие женщины с радостью стали бы матерями его детей, многие мальцы гордо говорили бы: „А вот мой па!..“ – радовались бы всякой встрече с ним. Но где ему, совестливому!.. Да, вот слово: совестливость. И терзания в связи с блестяще сделанной работой от нее же – чтобы не потеснить и не ущемить других, которых он считает во всем равными, себя не хуже».

– Так вот, – повернулся к нему Ило; чувствовалось, что он напряжен, – в какое бы трудное положение ни поставил тебя твой па, я сейчас поставлю в еще более трудное: нашу работу сдавать нельзя.

– Первое, – спокойно сказал Эоли, – категорически отклоняю подход: в трудное или легкое положение поставит меня решение по работе. Разве в этом дело!

(«Нет у меня комплекса неполноценности, па, нет и не будет!») Второе.