Генри Каттнер - Ось времен Страница 27

– Он уже жив? – спросил я.

– Для того, чтобы узнать это, нужно еще четыре дня, – ответил один из механдроидов. Он говорил по-английски безукоризненно правильно, как машина, казалось, что он изучал язык по пластинкам и теперь воспроизводил все шумы, которые были при воспроизведении, даже щелчки.

– Он уже жив и начал мыслить, но для полного оживления должно пройти еще четыре дня. Я думаю, что наша защита выдержит этот срок. Однако энергии у нас надолго не хватит.

– А мы сможем сбежать отсюда тем же путем, что я проник сюда? – спросил я.

– Не можем же мы взять его с собой. Нет, это невозможно. Единственное, что нам остается – это защищаться и надеяться, что мы сумеем закончить работу вовремя. Однако я в этом сомневаюсь, – печально заметил он.

– В первый раз, когда вы делали механдроида, – нетактично заметил я, – они уничтожили целый город. Почему бы им не сделать этого и сейчас?

– Они считают это ошибкой, – ответил Белем. – Сейчас они усовершенствовали оружие. А к тому же им хочется узнать, чего мы добились. Однако если у нас не останется выхода, мы взорвем себя сами.

– Но ты должен работать, пока…

– Естественно, – с удивлением ответил Белем. – Если есть малая, но отличная от нуля вероятность того, что мы добьемся успеха, было бы глупо отказываться от этого шанса. Я механдроид, и пока живу и мыслю, обязан работать над решением проблемы, которая поставлена передо мной. А решение проблемы может быть осуществлено только супермехандроидом. Поэтому мы создаем его.

– Я полагаю, – сказал я, – что во всех вас стоит встроить блок, который бы сделал вас неопасными для цивилизации.

– Это ни к чему. Супермехандроид вовсе не представляет угрозы для цивилзации. Пайтнер ошибается. Люди часто ошибаются. Человек-машина опасен только для тех, кого следует уничтожить. Люди игнорируют то обстоятельство, что мы тоже мыслим и можем принимать решения.

Ведь рано или поздно люди поймут, что супермехандроид необходим. Проблемы, встающие перед человечеством, слишком сложны для них и для нас.

Белем взглянул на спокойное лицо супермехандроида. Затем он повернулся и пошел куда-то. Я за ним. Мы прошли мимо механдроидов, занятых работой, которые не обратили на нас ни малейшего внимания. Затем Белем приблизился к ржавой металлической стене, нажал что-то – и стена раскрылась перед ним. И вот я снова в том передатчике, откуда впервые увидел эту лабораторию.

На ржавом полу лежал кусок мрамора. И все. Теперь он стал серебряным.

– Он же раньше был золотой, – сказал я.

– Трансмутация. Превращение радиоактивных элементов.

– Он такой маленький.

– Подними его.

Я попытался. Хотя я легко мог обхватить кусок мрамора пальцами, поднять мне его не удалось. Казалось, что он привинчен к полу.

– Никакая сила в мире не может сдвинуть с места отрицательно заряженное активированное тело, – сказал Белем.

– Даже бесконечная сила? – спросил я.

– Существование одного автоматически исключает другое…

– Это просто мой юмор, – сказал я. – Однако его не удовлетворил мой ответ. Меня тоже.

Я пнул ногой кусок мрамора и запрыгал на одной ноге, корчась от боли.

Я не могу описать битву, так как не понимаю, как она происходила. Изредка стена голубого света рвалась в нескольких местах, и тогда механдроиды начинали суетиться вокруг панели управления, пока стена не восстанавливалась. Вероятно, снаружи наша защитная стена выглядела весьма любопытно.

В лаборатории не чувствовалось никаких признаков паники. Механдроиды спокойно делали свое дело. Белем был занят своими делами. Я ходил по лаборатории и наблюдал, воображая, что я военный корреспондент. Иногда я заглядывал в передатчик вещества. Кусок серебряного мрамора все еще лежал там.

Я чувствовал себя весьма неуютно в этом мире, мире будущего. Я не мог понять здесь самых основных взаимоотношений человека с обществом. Я видел этот мир в действии, но не понимал, почему здесь все происходит именно так.

Для людей этого мира пространство не значило ничего. Человек мог жить у черта на рогах – в самом дальнем конце Галактики – и тем не менее он мог бы на завтрак получать калифорнийские апельсины прямо с дерева.

Да, пространство для них не существовало, а значит, должна была измениться сама система мышления.

И способ воевать тоже. Самое главное в этой войне – это сделать противника неподвижным. Этот кусок мрамора был, как гвоздь, которым нас приколотили к планете.

Значит, нам нужно придумать клещи, которыми можно вытащить этот гвоздь.

Я уже стал мыслить галактическими масштабами. У меня рождались в мозгу странные идеи – например, прицепить этот кусок к какой-нибудь планете с помощью лучевых тросов и вытащить его отсюда, как трактор вытаскивает из кювета машину. Я рассказал об этой идее Белему. Тот серьезно подумал и заметил, что идея чересчур фантастическая, и у нас нет никаких возможностей для ее реализации.

Несколько обескураженный, я сел и стал думать дальше.

– А почему ты уверен, что супермехандроид сумеет решить проблему некрона? – спросил я Белема.

Он работал с каким-то хитроумным прибором, состоящим из разноцветных линз. Его спокойное лицо совершенно не менялось.

– Я могу лишь надеяться на это, – ответил он. – Мы создаем его именно для решения этой проблемы, и мощь его мозга намного будет превосходить мощь моего.

– И он будет свободен в принятии решений?

– Да, в известных пределах. Он будет делать все, чтобы решить свою проблему.

– Но что еще он будет решать? Кроме некрона?

– О, это будет очень мощный мозг, способный на очень многое.

Он снова вернулся к своей работе. Через некоторое время он снова заговорил:

– Я все время размышляю над некроном. Материя и мысль связаны друг с другом. Может быть, некронное вещество может облекать себя в форму своей жертвы, того, кто служит ему пищей.

– Ты думаешь, он убивает ради пищи?

– Ты об этом знаешь столько же, сколько и я. А может быть, и больше. Мы не знаем, почему это существо убивает. Единственный очевидный ответ – восстановить свое существование. Даже организм с нулевой энтропией нуждается в этом.

Он задумчиво смотрел на голубые вспышки в своей машине и думал о чем-то. Задумался он не надолго – на несколько минут.

Я смотрел, как черная молния пробила голубую завесу, и черное облако вплыло в лабораторию. Но трещина в стене быстро залечилась, и облако мгновенно рассеялось.

Белем повернул ручку прибора, сдвигая две линзы.

– Вполне возможно, что мы уже никогда не узнаем ничего о некроне, – сказал он. – Мы не сможем выстоять. Командование принял здесь Военный Совет.