Павел Комарницкий - День ангела Страница 27

— Я у тебя разбила что-то.

Она поудобнее ложится на меня, как на диван, берёт в твёрдые ладошки моё лицо. Ладошки быстро становятся горячими, прогреваясь с холода, нежат мои щёки. Её глаза занимают всё поле моего зрения. Вот, вот сейчас… будто пёрышком…

— Ай, больно! — я чувствую на губах солоноватый привкус крови — и ты ещё меня обзываешь хищником!

— Слушай, мне же дали отпуск до завтрашнего вечера! Мы будем вместе целые сутки!

— Признайся, ты нарочно подстроила всё это, чтобы нам наконец побыть вместе?

Она вскакивает, как пружинка.

— Нет, какой ты всё-таки безобразный! Как ты мог так обо мне подумать?

Я встаю на колени, обнимая её под крыльями. Под комбинезоном чувствуется упругое тоненькое тело, её сердце бьётся медленно, размеренно.

— Моё сердце приспособлено для полёта, Рома. Сейчас оно работает в четверть силы. Это у тебя оно трепещет от одного моего вида.

— Просто я тебя сильнее люблю.

— Да-а? Сейчас проверим…

Её глаза опять занимают всё моё поле зрения, и я тону в их неистовом сиянии. Долгий, тягучий поцелуй.

— Я есть хочу вообще-то!

Ирочка деловито обследует содержимое холодильника.

— Ты неисправим, мой хищник. Мясо, мясо и только мясо. А это что?

— Пельмени. Внутри там тоже мясо, во всяком случае теоретически. Там ещё рыба есть и яйца.

— Вижу. Рыбьи трупы ничуть не лучше трупов животных. Ага, есть!

Она сноровисто вытаскивает из недр холодильника помидоры. Про них я и забыл.

Она раскладывает всё извлечённое на две кучки.

— Так, это мне, — она подвигает к себе коробочку-грохотку с десятком яиц, полдюжины крупных помидоров, пачку масла. — Остальное хищному зверю.

Она вдруг вскидывает голову, впивается взглядом в мои глаза:

«У тебя не хватает еды? Отвечай!»

«Да нет, что ты! Мне дома и есть-то некогда, вот я и не стараюсь»

Она смягчается.

— Ладно, из этого получится неплохая яичница. А помидоры я съем сырыми.

«…Твой папа сказал, что ты притащишь мне документы…»

«Всё есть. Но сегодня никаких дел. Только мы»

Мы лежали на широком диване, я на спине, Ирочка на моей груди. Её крылья развернулись и укрыли нас обоих — сразу стало тепло и уютно.

На этот раз она попросила меня снять всю одежду, и я не возражал. Мы знакомы уже тысячу лет, чего же нам стесняться?

«Всё будет, как ты скажешь. Устала, пока летела?»

«Нет, что ты. Я летела сюда в транспортном коконе, он выпустил меня прямо над вашим домом. Я не могла потерять три часа нашего времени — она фыркнула в голос — да ещё предстать перед тобой в виде мокрой курицы. Дождь же был!»

Она замолчала, но я видел её беспокойство и глубоко укрытую тоску. И страх.

«Что случилось, родная? Не молчи!»

Её глаза рядом.

— Ты в последний раз видишь меня такой, Рома. Завтра вечером мы расстанемся, а послезавтра я ложусь в витализатор. Всё готово, Рома, и дела я сдала полностью. Я и лопухнулась только потому. Расслабилась.

Моё сердце ухнуло в яму. Всё. Больше никогда она не накроет меня своими крыльями…

Она заплакала в голос, и я судорожно стал её ласкать.

— Подожди… дай… мне… поплакать…

Она рыдала, изо всех сил вцепившись в меня твёрдыми пальцами рук и ног. Я гладил её, шептал какую-то бессвязную чушь, целуя куда попало. Рыдания понемногу гасли, она затихала.

— Ну вот мне и легче, — она ещё всхлипывала, потом рассмеялась, ещё сквозь слёзы. — Ещё одно, Рома. Я подумала…

Меня бросило в жар, я уже видел её мысль, но ждал, когда она скажет вслух.

— Глупо лишать тебя такой возможности. Завтра ночью её уже не будет. Хочешь меня, сейчас?

Её ноги вдруг широко раздвинулись, обхватили меня, вцепившись длинными пальцами ступнёй в мои ягодицы. Нечеловеческий жест. Она смотрела на меня в упор, напряжённо и внимательно. Её мысли и чувства роились, клубились. Нет, слишком сложно для меня, не прочесть. Ясно только одно — это не страсть.

«Тебе будет неприятно, даже больно. Эта штука будет слишком велика для тебя»

«Пустяки, не так это страшно. Я потерплю»

«Зачем терпеть?»

«Ну как зачем? Чтобы тебе стало хорошо»

«Глупенькая. Разве может быть хорошо только одному из нас?»

В моей памяти вдруг встал щуплый небритый человечек в чёрной шапочке, идущий навстречу девочке-первокласснице.

Она шумно вздохнула, расслабилась. Длинные пальцы ног отпустили меня.

— Возможно, ты и прав. Раз я собираюсь стать человеком, то и всё должно быть по-человечески.

Утро. Второе наше утро. Мы сидим на моём диване, и я наблюдаю, как ловко Ирочка уплетает бананы — я уже успел сбегать в магазин внизу. Наверное, у меня был вид буйнопомешанного, гибнущего от авитаминоза — я неистово хватал с полок яблоки, груши, бананы и прочие фрукты, а затем с боем прорывался к кассе, минуя очередь, и никто не посмел возразить. Я боялся упустить каждую лишнюю минуту встречи с моей Ирочкой.

Она улавливает мыслеобраз в моей голове, смеётся. Тоненькие детские пальчики между тем сноровисто чистят грецкие орехи, без видимых усилий щёлкают их по одному. Я наблюдаю, как она берёт их двумя пальчиками — крак! Однако…

— Мы сильные существа, Рома, ты не гляди на рост и внешнюю хрупкость. Понимаешь, это нелетающие существа могут позволить себе таскать кучу рыхлого мяса, жира и тяжеленных костей. А у крылатых эволюция таких беспощадно отсекала — лишний груз за борт! Хочешь орешков? Они питательные, лучше твоего противного мяса. Надо же тебе когда-то начинать отучаться от беспросветного хищничества.

— Ира, Ир… А как тебя зовут по-настоящему? — вдруг неожиданно ляпаю я. Как говорится, лучше поздно…

Она звонко смеётся, чуть закинув голову, и я смеюсь вместе с ней.

— Нет, ты бесподобен. Спрашивать имя любимой только после второй проведённой вместе ночи… Слушай же, моё сокровище, и запоминай.

Она произносит длинное певуче-щебечущее слово, имеющее с «Иоллой» меньше сходства, нежели слово «Аня» с «Аннабель-Ли». Я беспомощно хлопаю глазами.

— Запомнил?

— Мне сроду не выговорить.

Она смотрит весело-укоризненно.

— И как же мы будем вместе, мой хищник, если ты не в состоянии запомнить моё имя?

— Я запомнил тебя. Это главное.

Она вздыхает.

— Не бери на ум, Рома. Меня зовут Ирочка. Ира, Ир… — передразнивает она меня моим голосом. — Коротко и ясно.

— …Значит, так. Вот это ты продал, держи, а вот — купил. Легенду запомнил?

— Ты же мне внушила. Слушай, если за провал, ну или почти за провал — такая машина…