Георгий Гуревич - Когда выбирается Я Страница 27

Может быть, в теле кашалота? Насытив кровь кислородом, кашалоты ныряют за добычей на глубину в километр и более. Нет, как-то не заманчиво стать тупорылым чудищем с одной ноздрей даже во имя науки. Да и много ли разглядит на дне эта ныряющая пасть? Для науки надо в иле копаться, разгребать наносы, подбирать черепки и монетки. Не лучше ли тело кальмара? Кальмар в глубинах абориген, не случайный гость, у кальмара десять щупалец. Десятирукий археолог Атлантиды! Но тут есть трудность: холодная кровь у этого десятирукого археолога. Сумею ли я встроить в тело кальмара не только человеческую голову, но и сердце четырехкамерное. Пожалуй, встрою, но еще подсчитать надо, не окоченеет ли мое теплокровное тело в ледяной воде глубин. Может быть, два сердца сделать: для щупалец обычное, для разумного мозга совершенное?

II как быть с кровью: ведь у человека кровь красная, с атомом железа в гемоглобине, а у моллюсков синеватая кровь, с медью в гемоцианине.

Тут еще поломать голову придется.

Нет, это не конец доклада. За ступенью третьей намечается еще четвертая. "Мечта йогов" называю я ту ступень, потому что у йогов в одной из книг я прочел: "Умелые йоги умеют переноситься на любую планету и там приобретать тело, пригодное для жизни на той планете". Само собой разумеется, "умеют" зря поставлено в этой фразе. Надо бы написать: "Мечтают, хотели бы уметь, воображают, будто бы умеют, хвалятся, что умеют". Но цель сама по себе сформулирована хорошо. Поистине не в скафандрах хорошо бы ходить по чужим планетам, не в скорлупе заводского изготовления, а в теле, пригодном для жизни на той планете.

Но сейчас я не знаю, может ли мой организм изготовить такое тело даже по приказу воли. Прежде всего мне нужны образцы той инопланетной ЖИЗНЕ. Если она построена на базе аминокислот, записанных на отростках нуклеиновых цепей, тогда все в порядке. Если же основа иная и запись иная... дайте образец, я попробую.

И все еще не кончен доклад, потому что существует и пятая ступень, возможно, самая важная. Самая многообещающая, во всяком случае.

Со времен XVIII века существует житейская мудрость:

"Каждый доволен своим умом, никто не доволен своим состоянием". Я принадлежу к числу тех, кто полагает, что эта мудрость устарела.

Лично я своим умом не доволен. Я полагаю, что он медлителен: я медленно считаю, медленно читаю, медленно осматриваю, что память у меня недостаточно емкая и чересчур непрочная, что я рассуждаю прямолинейно, в лучшем случае плоско, не охватываю природу во всей ее многовариантности и многокоординатности, в диалектичности, коротко говоря.

Мне нужен быстродействующий ум, обгоняющий электронную машину.

Я хочу быть сверхматематиком _- гением абстрактного расчета.

Я хочу быть сверххудожником - гением острого видения.

Я хочу быть сверхученым - гением диалектического рассуждения.

Вопрос в том: может ли мой мозг реконструировать сам себя?

Но тело же занимается самореконструкцией. Мозг то же тело.

Надо попробовать. Сколько я насчитал новых "Я"? Воздушное "Я" человек-кондор, глубоководное "Я" - человек-кальмар, космическое "Я" человеко-марсианин, быстродействующее "Я", быстрорастущее "Я", быстродумающее "Я"...

Много позже, перечитывая на досуге Свифта, я подивился, почему это Гулливер каждую часть начинает горькими сетованиями на собственное легкомыслие: "Ах, почему я поддался страсти к странствиям, почему не остался в безопасном доме?" И у Робинзона то же, и у СиндбадаМорехода. А мне почему-то ни разу не пришла мысль, что отныне я буду смирно сидеть дома. Еще не зная, вернусь ли благополучно, я планировал новые опыты. Нет, я не ставлю себе это в заслугу. Полагаю, что все дело в цели. Если рискуешь, чтобы богатство раздобыть, конечно, при каждой неудаче горько оплакиваешь свое безрассудство: не надо золота, лишь бы жизнь сохранить! Но ведь я рисковал, чтобы достать знания людям. И я их доставал, я после каждого опыта набирал пачки фактов. Ни один метаморфоз не проходил у меня без пользы. Мне скучно было сидеть дома в своем природном теле, листать бумажные книги, чужие мысли списывать. Это было бы падение, безоговорочная капитуляция перед природой. Нет, я не хочу быть всю жизнь пленником собственного тела.

Так, коротая время между мечтами и страхами, я пересек Атлантический океан за четырнадцать дней. Особенных рекордов не показал. В учебниках написано, что дельфин может развивать скорость до 50 километров в час, легко обгоняя пассажирские суда. Совершенно верно, развивает и обгоняет. Но это не значит, что дельфин может проплыть пятьсот километров за десять часов или даже пятьдесят за час. Дельфин быстро устает. Как котепок, как каждое животное; порезвится, поиграет и спит. Моему дельфиньему телу тоже нужен был отдых и нужна была кормежка. Часа четыре в день уходило у меня только на охоту (подразумевается охота за рыбой), если я не нападал на густой косяк. Кроме того, я петлял, конечно. Не знаю, как дельфины находят направление в море, а я ориентировался по солнцу. Следил за восходами и закатами, в пасмурную погоду запоминал направление ветра, ночью, выпрыгивая, искал на небе Полярную звезду. Нелегкая штука - распознать созвездия в прыжке. Между прочим, думаю, что и настоящие дельфины прыгают, чтобы ориентироваться, чтобы пароход рассмотреть, в частности. Ведь сонар мало сообщает им насчет отдаленных предметов. А судно и вовсе нечто непонятное: по размерам скала, но скала быстродвижущаяся.

Карту я представлял более или менее, знал, что от Мэна мне надо держать на восток, чуть-чуть отклоняясь к югу, чтобы попасть в Гибралтарский пролив. Я и забирал к югу, забрал несколько южнее, чем нужно, выйдя на пик Тенериф, что на Канарских островах. Тенериф нельзя было не узнать: вулкан со снежной вершиной. Итак, две трети пути осталось за хвостом, две трети приключений еще были впереди.

Касаток можно было уже не опасаться - опасаться надо было людей.

В наши дни, когда столько пишут о контактах с дельфинами, охота на наших морских кузенов по разуму повсеместно запрещена. Но мало ли на свете браконьеров, готовых загарпунить какую угодно добычу, лишь бы поблизости не было свидетелей, или же удалых мальчишек с самодельной острогой, которым обязательно надо продемонстрировать свою удаль и меткость? Сам был мальчишкой, знаю этот беснардонный народ.

В общем, за один день, пока я плыл вдоль африканского берега к Гибралтару, меня пытались загарпун.чть трижды. Я взял в сторону, в открытый океан, где небезопаснее, и чуть не погиб тут же. Какой-то нефтевоз вздумал тут прочищать цистерны, и океан на сотни километров был залит мазутом. Рыба плавала кверху брюхом, беспомощно трепыхались чайки со слипшимися крыльями. И МНe пришел бы конец, если бы я забил дыхало мазутом.