Владимир Михайлов - Вариант "И" Страница 27

— Вы ведь не ожидаете, что я скажу правду? Ну, допустим, шел по улице и увидел — лежат под деревом…

— Для меня это важно. За эти сведения я заплачу дополнительно.

— Тысячу россов?

— Если ответ будет правдивым.

— Я купил их. И недешево.

— У кого?

— Это уже другой вопрос.

— Я готов платить.

— У человека, получившего записи в наследство.

— А точнее? Старик покачал головой:

— Этого я не сказал бы — даже если бы знал. Так вы будете прослушивать?

— Непременно, — сказал я, вновь уселся и надел наушники.

Весьма любопытная оказалась запись. Участники подслушанного разговора, естественно, не называют друг друга по фамилиям, и даже по именам весьма редко. Встреча неофициальная, они знают друг друга прекрасно, протокол не ведется. Можно только догадываться о том, кем являлся каждый из собеседников однако догадки — еще не уверенность. Поэтому все участников — их шестеро — я обозначил для себя просто номерами — в том порядке, в каком их голос возникают при воспроизведении записи. Да, собственно, конкретные имена тут ничего и не дали бы; не станем забывать, что разговор происходил почти тридцать лет тому назад, и ни один из собеседников сегодня не выступает как активный политический деятель. Половины из этой шестерки ныне нет в живых, из троих здравствующих один издал уже свои мемуары (крайне небольшим тиражом) и еще один, по слухам пишет (все это — при условии, что я правильно и идентифицирую), третий же молчит. У него есть основания считать, что на одном из этапов политической игры с ним обошлись нехорошо, после чего он ушел в себя. Его-то воспоминания наверняка и окажутся самыми интересными, но скорее всего будут опубликованы лишь после его смерти, если наследники пойдут на это и если им позволят. Итак — только номера.

Начало записи я не запоминал. Там ведется обычный для таких встреч легкий, временами не очень приличный треп. Судя по звуковому фону, действие вообще происходит в бане, чем могут объясниться и некоторые дефекты записи — избыточно влажный воздух. Говорят о том, что кто-то чрезмерно толстеет, у кого-то — новое увлечение, какова была последняя рыбалка. Один хвалит свой новый автомобиль, еще один рассказывает о развлечениях, какими была насыщена его недавняя поездка в Лас-Вегас.

После этого разговор понемногу приближается ко все более серьезным темам.

"1-й. Да, все процветают, сукины дети. Никакая хвороба их не берет. А мы…

2-й. Надо потерпеть. Русь всегда была сильна терпением.

1-й. На терпеливых ездят.

3-й. Нет, он прав. Это кажется, что там все в порядке. Однако они зарываются. Слишком уж зарываются. А за этим всегда приходит пора унижения для нации. Придет и для них. И им пережить ее будет очень тяжко, куда тяжелее, чем другим.

4-й. Что-то больно умственное. До меня не доходит.

3-й. Нет, все очень просто. В новой истории зарывались Германия с Гитлером, Япония со своими воеводами, мы, грешные, с коммунистами. И вслед за этим всегда шло унижение…

1-й. Пока они там унизятся, Русь мохнаткой накроется, останется одно воспоминание.

4-й (тот, что рассказывал о Лас-Вегасе). Вообще-то не знаю, как оно там будет, но пока что унизительно для нас. Мы нынче даже не «третий мир».

Мы — никакой мир. Гнусная какая-то жизнь… Вон ту откройте. Нет-нет, ту.

2-й. Надо перетерпеть.

5-й. Ну, не вам обоим скулить — с вашими деньгами.

4-й. Все же наше пиво лучше… Я не на свою судьбу жалуюсь. Мне за Россию больно. Да и — деньги деньгами, с ними, безусловно, можно везде и все, но только… Там деньги у нас берут, конечно, как у любого Другого, но посматривают так… когда думают, что ты не видишь…

1-й. А ты хочешь, чтобы на тебя смотрели с горячей любовью?

4-й. Их любовь я имел… Но когда-то, говорят, если не любили, то хоть боялись. А нынче — смотрят так, словно от тебя в любую минуту можно ждать чего-то… не страшного, не опасного, но неприличного. Что мы, дикари?

6-й. Да нет, мы не дикари. Просто мы для них непонятны.

1-й. Ага, загадочная русская душа…

6-й. Наоборот, никакой загадочности. Нормальная глупость. Отсутствие всякой логики, крайняя непоследовательность. И, с их точки зрения, полное отсутствие патриотизма. Сами-то они патриоты…

2-й. Это у нас — мало патриотизма?

6-й. Ну вот, скажем, в твоем хозяйстве есть наверняка информация: сколько денег за последние лет двадцать — тридцать утекло за границу.

Они-то, патриоты, конечно, тоже вывозили капитал — но только когда нельзя было его разместить у себя дома. Они строили Америку. И построили. А мы ни… ничего не хотим создавать. Только прибыль. Что делать: идеология давно приучила нас считать себя интернационалистами.

У пролетариата нет родины…

3-й. Это вроде бы и естественно…

6-й. Естественно в своей противоестественности. Нет, нас от патриотизма отучили. Но главное не в этом, конечно. Главное в непоследовательности.

До сих пор не можем разобраться сами с собой: кто мы, в конце концов?

2-й. Не очень понятно.

6-й. Одно из двух. Или мы по-прежнему импе рия — и тогда надо начинать наконец заниматься собирательством. Либо мы просто Россия — и тогда уже в исторических рамках княжества времен, ска жем, Ивана Третьего. Тогда нечего хватать за штаны всякого, кто косится на выход. Почему Украине можно было, а татарам — нельзя? Или та чеченская эскапада…

1-й. Собирательство… Мысль, конечно, заманчи-идя — если смотреть чисто теоретически. А практически — кого ты на это поднимешь? Страна обнищала. Тут не до наполеоновских походов.

2-й. Собирательство — это могло бы, конечно, стать фундаментальной идеей. Чтобы поднять дух. Мы ведь гибнем не от бедности: от бездуховности мрем. Только воровать, а уворованное пропить. Вот взять да поднять знамя великой России…

3-й. Не поднимем. Некому.

6-й. Да, чтобы поднять такую идею, нужно Имя, Личность. Или — Слово.

3-й. В каком смысле — слово? Ораторское?

6-й. Да нет. В смысле — лозунг. Название того, во имя чего надо заваривать кашу.

4-й. Православие, например.

6-й. Слабенько. То, что многие в церковь ходят, вовсе не значит, что они эту церковь грудью закроют в случае надобности. Ждать не приходится. Такие православные знаешь когда начали вымирать? После Никоновской реформы, при Алексее Тишайшем.

А закончили — сто лет назад. Уже тогда никто, по сути, не встал на защиту. А ведь защищать — морально легче, чем нападать. Потому что защищаешь, как правило, свое, а берешь — непонятно какое, если оно даже когда-то и считалось твоим. Нет, не пойдут за православным крестом.

1-й. Католики пошли бы, пожалуй.

6-й. Во всяком случае, больше и скорее, чем наши.

3-й. И мусульмане.

1-й. Эти — да".