Филип Фармер - Миры Филипа Фармера. Том 23 Страница 27

— Верно, — сказал Грибердсон. — Но если племя вымрет от тифа или какого-то другого заболевания, нам некого будет изучать, язык их тоже будет для нас потерян, и никто не поможет нам поднять корабль на вершину холма. Поэтому я собираюсь пойти на так называемый риск по расчету.

Речел с любопытством поглядела на него и сказала:

— Вновь и вновь я слышу от вас старомодные фразы. Вы их произносите как бы… ну, не знаю. Вы словно в младенчестве к ним привыкли.

— Я много читал, — сказал он. — К тому же у меня привычка употреблять старые добрые фразы.

— Я вас не осуждаю, — сказала она. — Мне нравится их слышать. В общем, ужин готов. Нужен маленький тост. Джон, вы наш шеф, вам и карты в руки.

Грибердсон поднял бокал и сказал:

— За планету, которую мы любим, какой бы она ни была. Они выпили. Речел спросила:

— Что за странный тост, Джон?

— Джон — странный человек, — сказал Драммонд и засмеялся. Грибердсон слегка улыбнулся. Он знал, что от Силверстейна не укрылось повышенное внимание жены к начальнику, но не думал, что это будет действовать ему на нервы, четыре года, которые предстояло провести в обществе друг друга, не пугали его в этом отношении.

В период подготовки проекта ученые изучили досье будущих компаньонов и были вполне удовлетворены. Никто в экспедиции не был психологически нестабилен — насколько можно было судить по тестам.

Если Драммонд не соответствовал нормам, его должны были бы отстранить. Но он был рассудительным и уравновешенным человеком.

Грибердсон знал это наверняка. Как раз перед запуском «Г.Дж. Уэллса-1» Драммонд стал замечать, что его жена проявляет излишний интерес к Грибердсону. Тогда это было еще малозаметно.

Несколько раз он и Речел выглядели так, словно плохо слали ночью. Грибердсон собирался потребовать заменить их, пока не поздно. Но они не позволяли своим взаимоотношениям отрицательно сказываться на выполнении служебных обязанностей, а Грибердсон понимал, как тяжело они воспримут отстранение от работы. Поэтому он ничего не сказал своим руководителям.

— Завтра рано вставать, — сказал он. — В семь часов по корабельному времени. После завтрака побродим вокруг и соберем образцы. Затем посетим наших дикарей. Но, думаю, если мы прихватим с собой мяса, нам удастся установить с ними более теплые отношения.

После ужина они вышли наружу. Солнце едва окрашивало горизонт, было холодно.

У реки паслись животные: стадо оленей примерно в тридцать голов, два огромных носорога, дюжина взрослых мамонтов с тремя детенышами и десяток бизонов. Отсюда они казались игрушечными.

Сегодня ученым впервые довелось увидеть носорогов и мамонтов. В зоопарках и заповедниках их века еще встречались слоны, но они сильно отличались от мамонтов с жировыми горбами на загривках и кривыми бивнями.

— Глядите, там волки, — сказала Речел.

Они увидели с дюжину серых теней, выплывавших из-за холма. Олени подняли головы, послышался приглушенный рев мамонтов. Волки, не обращая на них внимания, спустились к водопою в шестидесяти ярдах от травоядных и стали пить. Пили и остальные звери, беспокойно косясь на хищников.

Цвет неба из бледно-голубого стал темно-синим. Выглянули звезды. Драммонд Силверстейн установил телескоп и камеру. Речел осталась с ним. Фон Биллман вернулся на корабль прослушивать записи. Грибердсон прихватил скорострельную винтовку и пошел на холм. К тому времени, когда он оказался на вершине, выглянула луна. Она была точно такой же, как луна его времени, разве что ни одному человеку не удалось еще ступить на ее поверхность, никого не хоронили в ее камнях, и не было на ней ни куполов станций, ни звездолетов. Джон повернулся к северо-западу, лицом к ветру, скорость которого достигала шести миль в час. Ветер нес с собой звуки: вдали рычал лев, неподалеку мяукала кошка, фыркал какой-то крупный зверь, на западе стучали по камням копыта. Вновь зарычал лев, и наступила тишина.

Джон улыбнулся. Прошло очень много времени с тех пор, как он слышал такой рык в последний раз. Пещерный лев по размерам превосходил африканского и рычал громче, чем львы двадцать первого века. Где-то поблизости затрубил мамонт. И снова все стихло.

Затявкала лисица. Грибердсон постоял, впитывая в себя свет луны и свежесть воздуха, и стал спускаться к кораблю. Драммонд Силверстейн уже складывал астрономическое оборудование.

Речел ушла.

— Я уже люблю этот мир, — сказал Грибердсон. — Он прост и первобытен, он не переполнен людьми.

— Сейчас вы скажете, что хотели бы остаться здесь навсегда, отозвался Драммонд.

По лицу Силверстейна нельзя было сказать, что он с ужасом относится к этой идее.

— Что ж, если бы человек хотел тщательно изучить эту эпоху, ему следовало бы посвятить ей всю жизнь, — сказал Грибердсон. — Он мог бы обследовать Европу и затем отправиться в Африку по перешейку. Насколько мне известно, Сахара сейчас зеленая и влажная, а в реках ее плещутся гиппопотамы. А Субсахара, давно знакомое мне место — рай для животной жизни. Возможно где-нибудь в ее лесах и саваннах сохранились еще предшественники первобытного человека.

— Поддаваться таким порывам эгоистично. И к тому же самоубийственно, — ответил Драммонд. — Что толку собирать данные, если некому будет их переправить?

— Я бы мог оставить записи в заранее установленном месте, а вы бы их вырыли по прибытии. Грибердсон рассмеялся и, подняв большую коробку с астрономическими приборами, пошел на корабль следом за Силверстейном.

— Вы говорите, как фон Биллман, — сказал Силверстейн. — Он уже что-то бормочет насчет шанса обнаружить и записать индохеттскую речь. Он утверждает, что мог бы в одиночку отправиться в Германию.

— Нет ничего плохого в таких мечтах, — сказал Грибердсон. — Но мы ученые, а следовательно, должны быть дисциплинированными. Мы выполним работу и вернемся домой.

— Надеюсь, — сказал Драммонд.

Он загружал оборудование в отсек в средней части корабля.

— Вы не чувствуете ничего необычного?

— Дикого и вольного? — закончила за него Речел.

Со странным выражением она глядела на Грибердсона.

— В воздухе витает душа самой первобытной природы.

— Весьма поэтично, — сказал фон Биллман. — Да, я тоже это чувствую. Наверное, мы слишком привыкли жить в благоустроенном, приглаженном мире. Реакция не предусмотренная нашими психологами.

Грибердсон не ответил.

«Если это так, — думал он, — то тот, кто обладает наиболее неуправляемой натурой, но долго сдерживал себя, должен реагировать на все более остро».