Джеймс Чейз - Искатель. 1961-1991. Антология Страница 28

Во время всего разговора Хансен поигрывал ручкой с золотым пером. Тут она выскользнула из пальцев и покатилась по столу. Он чуть вздрогнул, будто на секунду дал о себе знать какой-то зубной нерв. От глаз Лепски это не укрылось.

Последовала долгая пауза, потом Хансен поднял ручку и принялся снова катать ее между пальцами.

— Ну… разве что в прошлом… да, такое бывало, — выдавил он медленно и неохотно. Ему вспомнился тот молодой индеец. Когда это было? Четыре месяца назад? Он старался не вспоминать об этом неприятном случае, но сейчас память все высветила с пугающей ясностью. Как его звали? Тохоло? Да… его отец работает в клубе уже двадцать лет. Однажды этот старик пришел к нему и попросил взять на работу сына. Увидев его, Хансен согласился… такой красивый, прекрасно сложенный мальчик! Но какой дикарь! Когда Хансен ему улыбнулся… они были одни в туалете, возле умывальника, и он его легонько погладил. Воспоминание ожгло Хансена. Каков дикарь! Тут любой испугается. Он, конечно, позволил себе лишнее. Но уж слишком обманчивый вид был у парня. Короче, пришлось от него избавиться. Отцу он тогда как можно вежливее объяснил: ваш сынок в клубе пока не на месте… слишком молод. Старик тогда посмотрел на него недобрым взглядом. Хансен обеспокоенно задвигался в кресле. Перед ним возникли черные глаза, пылавшие презрением.

Но не говорить же этому кошмарному детективу насчет Тохоло! Только начни объяснять… нет! Невозможно!

— Вы помните конкретно какого-нибудь индейца, которого пришлось уволить? — повторил вопрос Лепски.

Суровый полицейский голос резанул по нервам Хансена.

— Такого не случалось уже несколько лет, — сказал он. — Люди, конечно, уходят. — Он посмотрел на Лепски и тут же отвел глаза в сторону. — Возраст поджимает. Мы отправляем их на пенсию.

Лепски уже учуял след.

— У вас есть список персонала?

Хансен растерянно моргнул. Вытащил шелковый платок и коснулся им висков.

— Конечно.

— Можно посмотреть?

— Но, уверяю вас, вы просто тратите время.

Лепски откинулся в кресле. Лицо худощавое, подумал Хансен, прямо ястреб.

— Мне платят за то, чтобы я тратил время, — жестко возразил Лепски. — Вы, что, не хотите мне показывать этот список?

На Хансена вдруг накатила слабость. Но он призвал в помощь все свое достоинство.

— Прошу вас держаться в рамках приличий, — сказал он, но голос его предательски подрагивал. — Если хотите видеть список, я вам его покажу.

Полицейские глаза Лепски тускло замерцали.

— Да, я хочу его видеть.

— Пожалуйста.

Хансен открыл ящик стола. Передал Лепски книгу в кожаном переплете.

Лепски изучил список имен, который не сказал ему ровным счетом ничего, но он был убежден: Хансен пытается что-то скрыть.

— Мне нужна копия. Со всеми этими людьми придется поговорить, — отчеканил он и бросил книжку на стол.

— Пожалуйста.

Но Хансен продолжал сидеть неподвижно. Какой-то момент они смотрели друг на друга, потом Лепски сказал:

— Прямо сейчас, я подожду.

— Пожалуйста.

На трясущихся ногах Хансен поднялся и, подхватив книгу, вышел. Через пять минут он вернулся и протянул Лепски лист бумаги.

— Вот, держите… вряд ли это вам что-то даст, но раз вы просили…

Лепски изучил список, потом поднял голову и тусклыми глазами уставился на Хансена.

— Одного не хватает, — сказал он. — В вашем списке было пятнадцать индейцев, а здесь — четырнадцать.

Лицо у Хансена вытянулось.

— Извините… вы не представляете, сколько страданий мне доставляют мои сотрудники. Секретарша — почти полная идиотка.

— Неужели? — Лепски протянул руку к списку в кожаном переплете, который Хансен держал под мышкой. Побледнев, Хансен передал список.

Лепски быстро сверил имена.

— Кто такой Тохоло? — спросил он.

Хансен облизнул пересохшие губы.

— Она не включила в список Тохоло? Что же она, совсем того? Это наш старейший и самый верный работник! Уверяю вас, можете о нем не думать. Тохоло! Да он работает лет двадцать!

Лепски поднялся.

— Хорошо… извините, что пришлось побеспокоить. — Он пошел к выходу, потом остановился и спросил: — Вы не возражаете, если я поговорю с Тохоло прямо сейчас?

Хансен плюхнулся в кресло. Взял ручку с золотым пером, посмотрел на нее. Он как-то сразу сник и обернулся глубоким стариком.

— Если не будете мешать членам клуба, говорите, — хрипло произнес он. — Он в баре.

— Где у вас бар?

Хансен продолжал смотреть на свою ручку.

— В дальнем конце коридора, левая дверь.

Тут он взял себя в руки. Надо что-то предпринять. Не позволять же, чтобы вся его отлаженная жизнь взяла и рухнула? Он поднялся и в отчаянии посмотрел на Лепски.

— Но, уверяю вас… вы просто потратите время.

— Угу… это вы уже говорили, — отозвался Лепски и вышел из кабинета.

Ручка выпала из пальцев Хансена. Страх болезненно расползался по всему телу. Он вспомнил, как двадцать лет назад ему позвонил добрый друг и предупредил: им интересуется полиция, и лучше ему уносить из Англии ноги… он надеялся, что испытать этот ползучий страх ему уже не доведется, и вот опять… — Но это же чувство караулило его на следующее утро, когда он получил письмо, первой строкой в котором стояло: «Если вам дорога жизнь…» Автор письма требовал с него пятьсот долларов, а внизу стояла подпись: «Палач».

Чак вырулил на проселочную дорогу, что вела к одному из многочисленных пляжей на побережье. Этот пляж из-за песчаных дюн был не очень популярным, но и здесь уже стояли машины, а в море купались люди.

Свой «бьюик» Чак запарковал чуть в сторонке. Потом повернулся к Мег: съежившись, она сидела подальше от него. За время короткой поездки к пляжу они не сказали друг другу ни слова.

— Взяла? — спросил он.

Трясущимися руками она открыла сумочку, вытащила из нее конверт и передала ему.

— Ты видела, что там? — спросил он, когда обнаружил, что конверт вскрыт. Потом вытащил пять сотенных купюр. — Блеск, — пробормотал он. — Какие хрустяшки!

Мег всю предернуло.

Из конверта выпорхнуло лежавшее между банкнотами послание от Палача и опустилось на сиденье.

— И это видела?

Мег стиснула кулачки, зажала их между коленями. Слова застряли в горле. Она просто сидела и смотрела на Чака.

— А куда это ты, крошка, ехала? — спросил Чак. — В Майами?

Она кивнула, потом, сделав над собой усилие, сказала:

— Я в это больше не играю! — Свой голос показался ей сиплым карканьем. — С меня хватит! Я никому не скажу! Обещаю! Но с меня хватит!