Жюль Верн - Клодиус Бомбарнак (перевод Е. Брандиса, Н. Брандис) Страница 28

— Какой прекрасный тип для первых ролей! Вот это настоящий Мелинг! Представьте его только в «Нана-Саибе» Ришпена или в «Шамиле» Мериса!

— Он заработал бы немало денег, — добавляет госпожа Катерна.

— Ты, как всегда, права, Каролина, — подхватывает комик.

Для него, впрочем, как и для большинства актеров, выручка служит самым серьезным и неоспоримым доказательством драматического таланта.

Уже пять часов, а в этом несравненном Самарканде одна декорация сменяется другой, еще более великолепной. Меня это очень увлекает. Спектакль мог бы затянуться далеко за полночь. Но так как наш поезд выезжает в восемь часов, приходится мириться и жертвовать концом пьесы.

Поскольку я решил, пусть даже из репортерского престижа, не покидать Самарканда, не побывав на могиле Тамерлана, то арба снова поворачивает к юго-западу и высаживает нас возле усыпальницы Гур-и Эмир, по соседству с русской частью города. Какие грязные кварталы мы проезжаем! Сколько жалких глиняных лачуг встретилось нам по пути!

Мавзолей Гур-и Эмир выглядит более чем величественно. Он увенчан бирюзовым куполом, напоминающим по форме персидский тюрбан, а его единственный минарет, теперь уже без верхушки, сверкает эмалевыми арабесками, сохранившими свою первозданную чистоту.

Проходим в центральный зал под куполом. Там возвышается гробница «Железного Хромца» — так называли Тимура-Завоевателя.

Окруженные четырьмя могилами его сыновей, под плитой из черного нефрита, испещренной надписями, лежат кости Тамерлана, имя которого стало символом всего XIV века азиатской истории. Стены этого зала выложены тоже нефритом с нанесенным на него орнаментом в виде бесчисленных, переплетающихся ветвей, а маленькая колонна у стены, выходящей на юго-запад, указывает направление Мекки.

Госпожа Уйфальви-Бурдон справедливо сравнивает эту часть Гур-и Эмира со святилищем. Такое впечатление вынесли и мы. Нас охватил благоговейный трепет, когда по узкой и темной лестнице мы спустились в склеп, где стоят гробницы жен и дочерей Тамерлана.

— Но кто же, наконец, этот Тамерлан, о котором здесь только и говорят? — спрашивает господин Катерна.

— Тамерлан, — отвечает ему майор Нольтиц, — был одним из величайших завоевателей мира, даже самым великим, если измерять величие количеством завоеванных земель. Азия к востоку от Каспийского моря, Персия и провинции, лежащие на север от ее границ, Россия до Азовского моря, Индия, Сирия, Малая Азия и, наконец, Китай, на который этот полководец бросил двести тысяч солдат — весь материк был театром его военных действий.

— И он был хромой?

— Да, сударыня, как Гензерик, Шекспир, Байрон, Вальтер Скотт, Талейран — что, впрочем, не помешало ему пройти огромные расстояния. Но как фанатичен и кровожаден он был! Историки утверждают, что в Дели Тамерлан приказал уничтожить сто тысяч пленных, а в Багдаде велел воздвигнуть обелиск из восьмидесяти тысяч голов.

— Я предпочитаю обелиск на площади Согласия[68], — говорит господин Катерна. — К тому же он сделан из одного куска.

Мы покидаем мечеть Гур-и Эмир, и, так как, по словам нашего комика, уже время «причаливать», арба спешно доставляет нас к вокзалу.

Несмотря на неуместные замечания супругов Катерна, я все еще продолжал находиться под глубоким впечатлением от чудесных древних памятников Самарканда.

Но вдруг увиденное на соседней с вокзалом улице возвратило меня к действительности — в центре столицы Тамерлана ехали двое велосипедистов.

— Смотрите, смотрите! — кричит комик. — Халаты на колесах!

Это были таджики или узбеки!

Теперь оставалось только покинуть древний город, оскорбленный шедеврами механического передвижения, что и сделал наш поезд в восемь часов вечера.

ГЛАВА XIII

А через час мы уже сидели за обедом. В вагоне-ресторане появились новые лица и среди них два негра.

— Никто из этих пассажиров дальше русско-китайской границы не поедет, господин Бомбарнак, — сказал Попов.

— Тем лучше, значит, они не должны меня интересовать.

За столом собрались все двенадцать номеров. Думаю, что больше их не будет. Майор Нольтиц не перестает наблюдать за Фарускиаром. Разве он его в чем-нибудь подозревает? Не показалось ли ему тоже странным, что Фарускиар, по-видимому, знаком с тремя монголами, едущими во втором классе, но почему-то старается это утаить? Не заработало ли воображение майора так же деятельно, как и мое, и не принял ли он всерьез мою шутку? Вполне естественно, что я, журналист, к тому же хроникер, ловец сенсаций, захотел увидеть в этом таинственном персонаже соперника знаменитого Ки Пзана, если не самого Ки II.чана. Но кто бы мог поверить, что он, серьезный человек, русский военный врач, придает значение таким фантастическим измышлениям! Об этом мы еще поговорим…

Впрочем, вскоре забываю о подозрительном монголе, вернувшись мысленно к человеку в ящике, на котором теперь должно сосредоточиться все внимание.

Какую бы я ни чувствовал усталость после длительной прогулки по Самарканду, обязательно найду случай навестить его этой ночью.

После обеда все разошлись по своим местам с намерением поспать до Ташкента.

Самарканд и Ташкент разделены расстоянием в триста километров. Поезд прибудет туда не раньше семи часов утра и за весь перегон остановится только на трех промежуточных станциях, чтобы запастись водой и топливом. Все как будто благоприятствует выполнению моего плана! К тому же и ночь сегодня темна — небо обложено тучами, ни луны, ни звезд. Собирается дождь, ветер усиливается. Вряд ли захочется кому-нибудь в такую погоду стоять на площадке. Самое главное — улучить момент, когда Попов будет крепко спать.

Впрочем, в продолжительной беседе с загадочным незнакомцем нет никакой необходимости. Самое главное — успокоить его. Мне нужно узнать не больше, чем требуется в таких случаях репортеру: кто он такой; кто такая мадемуазель Зинка Клорк, что ему понадобилось в Пекине, что заставило прибегнуть к такому странному способу передвижения, какими средствами располагает, каковы его убеждения, взгляды, вкусы, привычки; чем занимался прежде; каковы планы на будущее и так далее, словом, все, что требуется для полноценного интервью. Как видите, не так уж много…

Прежде всего нужно подождать, пока в вагоне все уснут. Это произойдет довольно скоро, так как пассажиры достаточно утомились в Самарканде. Вернувшись из вагона-ресторана, они сразу же раздвинули сиденья и устроили себе постели. Несколько мужчин вышли было покурить на площадку, но сильный ветер загнал их обратно в вагон. Все заняли свои места, затянули шторками фонари, и в половине одиннадцатого дыхание одних и храп других перемежались только с равномерным стуком колес и лязганием буферов.