Сергей Герасимов - Власть подвала Страница 28

Это могло быть предупреждением. В принципе, штучки вроде несчастных случаев Кси любит больше всего. Не думаю, что меня действительно пытались прихлопнуть стеной как муху книжкой. В этом случае я бы имел хотя бы маленькую травму. А если так, то скоро предупреждение должно повториться.

Оставаясь предельно осторожным, я стал ждать. Я переходил улицу только на зеленый свет и только если вблизи не было машин. Я не становился на высокие предметы и не гулял по вечерам. И все же, уже на следующий день меня предупредили снова.

На стадионе, где я делал утреннюю пробежку, разбирали старый сарай. Сарай был сделан очень добротно: каменные стены и деревянная крыша, которая лежит на трех толстых бревнах. Работники развалили одну стену и пытались сорвать крышу.

Повозившись, они привели большой трактор и привязали длинный белый канат в два или три пальца толщиной. Трактор поехал вперед и забуксовал. Канат растягивался как резиновый, видимо, сделанный из упругой синтетики. Трактор буксовал, но крыша не двигалась. Это было интересно и я остановился, чтобы посмотреть. Рядом со мной остановилась красная иномарка, довольно дешевая, водитель вышел и пошел давать трактористу советы. В этот момент одно из трех бревен вылетело из крыши, сорванное силой упругого каната и полетело прямо в меня – просто как скобка, пущенная мальчиком из рогатки. Я стоял у старой груши и один конец бревна врезался в ствол; бревно развернуло с воздухе и бросило на иномарку. Автомобиль сжало в гармошку, вылетели стекла. И спустя секунду на меня посыпался дождь сбитых с дерева зеленых груш. Второе предупреждение было похлеще первого.

Но этим день не закончился. Вечером меня чуть было не ужалила змея. В доме отключили воду, как то частенько делают летом в самую жару. Пришлось идти к источнику. У источника было полно народу и я, заняв очередь, отошел подальше, к старому мшистому бревну, сел на него и снял босоножки. Трава была неожиданно влажной. Я отдыхал, как можно отдыхать лишь растворяясь в природе; вечер был тих, свиристели стрижи, дорога прерывалась самодельным мостиком. Еще в недавнем прошлом была возможна река, бегущая куда-то, и дорога, ведущая в неизвестную даль. Сейчас мы мыслим иначе. Сейчас мы живем в гиперпространстве информации, которое стремительно наращивает свои измерения и все наши дороги ведут к определенным населенным пунктам, а реки впадают в совершенно определенные моря.

И все же. И все же по небу плыли сиреневые и ярко-розовые облака, чуть плескалась вода ручья под старыми вербами. Весь этот пейзаж, а особенно вербы вдоль ручья, воскрешали в памяти – даже не в памяти, а в том вечно катящемся гуле навсегда забытого, который служит для памяти фоном и драпировкой – воскрешали неопределенное счастье. Я пошевелил босыми пальцами и заметил, что в траве, как раз между моих ступней лежит гадюка.

Это был небольшой змееныш, сантиметров тридцать длиной. Я медленно отвел одну ступню. Заметив мое движение, змееныш свернулся в плоскую пружинку.

Приготовился напасть. Подождал и снова распрямился. Затем снова свернулся, увидев движение второй ноги. Я сделал два шага в сторону и наклонился над тварью. Змееныш сразу же напрягал и сворачивал свое тело, как только я приближал к нему руку. Стоило мне отодвинуть руку – и он распрямлялся. Поиграв с ним так, я осторожно взял босоножки и отошел.

Эту игру со смертью пора заканчивать.

Подошла женщина и заговорила о погоде. Оказывается, она видела меня раньше.

Наверное, именно здесь, у источника. Как часто я хожу сюда? Ах, нет, совсем редко. Время от времени я смотрел на траву в том месте и силился угадать: уполз змееныш или нет. А если уполз, то в какую сторону? А что, если он снова ползет ко мне? Что ему стоит проползти три метра?

– Что? Нет, я пью только кипяченую. Конечно, неудобно.

– А мы покупаем в машине.

– Я тоже иногда покупаю.

– Не хочется стоять в очереди.

– Здесь тоже очередь.

– Да, но здесь так приятно.

Здесь только что пытались меня убить. Я взял ее за локоть и чуть повернул, мы отошли в сторону и вышли на грунтовую дорогу. Уж здесь-то я увижу его обязательно. Но сюда он и не заползет.

– Что? Да, течет медленно, – согласился я. – Конечно, из-за жары.

30

Итак, эту игру пора было кончать. Я записал на листке слова заклинания, потом сосредоточился и прочел слова вслух. Каждое слово было выверенным и точным. Я мог ошибиться в деталях, но не мог ошибиться в главном: я не хотел никого убивать и не хотел пострадать сам. Оттого заклинание получилось громоздким. Его смысл был прост: я хочу увидеть того, кто меня направляет, и хочу поговорить с ним.

Все же мне казалось, что местом встречи удобно сделать нейтральную территорию. Тот мир. Он наверняка знает тот мир и наверняка обшарил там многие закоулки. Встретиться там намного проще, чем здесь. Хотя бы потому, что не нужно никуда ехать. А еще потому, что не нужно показывать свое настоящее лицо.

Я тщательно проверил прибор спасения, как всегда делал перед погружением, лег на коврик и закрыл глаза.

Спустя несколько секунд я был голубом гимнастическом зале, за стеной которого начиналась нора. Но сейчас зал не был пуст. Метрах в десяти впереди меня стоял деревянный табурет и на нем, спиной ко мне, сидела обнаженная женщина. Она имела острые лопатки, узкие плечи и черные волосы средней длины.

Она заговорила и ее голос был мне не знаком.

– Здравствуй.

– Здравствуй. Это ты?

– Это я.

– Послушай, чего ты хочешь? – спросил я. – Я не…

– Твоя миссия, – сказала она. – ты должен исполнить ее.

– Во-первых, почему я? Во-вторых, я не знаю вообще в чем эта миссия состоит. В третьих, я отказываюсь убивать, я предпочитаю добро.

– Ах, ты предпочитаешь добро? Может быть, ты и в бога веришь?

А ее голос был спокойным, живым и немного печальным – так говорит любимая женщина, которой когда-то было хорошо с тобой.

– Из альтернативы «добро и зло» я выбираю добро. Этого же хочет от людей и бог, но то, что я согласен с ним, не означает, что я в него верую и его принимаю. Отношения верующего и бога предельно неприличны, – это отношения хозяина и раба. Мои с ним отношения – это отношения единомышленников. И если бы бог вдруг выбрал зло, я бы все равно не изменил своего мнения. Мне можно сесть?

– Стой.

– Стою.

– Мы выбрали тебя, потому что ты не такой как все. Ты лучше.

– А нельзя ли льстить поконкретнее? – съязвил я. Мне хотелось услышать как изменится интонация ее голоса. Голос говорит о человеке больше, чем слова. Интонация не изменилась. Разве что чуть больше грусти.

– Ты стремишься к совершенству во всем.