Филип Фармер - Мир Реки: Темные замыслы Страница 29

На закате группа шла по равнине к питающему камню. Около питающего камня они обнаружили двоих новеньких, оба спали. Они тут же проснулись, но вид у них был встревоженный и смущенный. Один из них оказался высоким темнокожим мужчиной, который говорил на неизвестном языке, второй — высоким, красивым, мускулистым человеком, сероглазым и черноволосым. Речь у него была неразборчивая, но вдруг Бёртон понял, что тот говорит-таки по-английски. Это оказался камберлендский диалект английского языка, на котором говорили во времена правления короля Эдуарда I[26], которого иногда называли Длинноногим. И как только Бёртон и Фрайгейт наловчились в произнесении звуков и произведении определенных перестановок букв, они смогли, хотя и сбивчиво, переговорить с мужчиной. У Фрайгейта был большой запас слов для чтения раннесредневекового английского языка, но со многими из слов он никогда не сталкивался, так же как и с определенными грамматическими конструкциями.

Джон де Грейсток родился в поместье Грейсток[27] в графстве Камберленд. Он сопровождал Эдуарда I во Францию, когда король затеял покорение Гаскони. Если верить ему, он был непревзойденным мастером боевых искусств. Позднее он был избран в парламент как барон Грейсток, а потом снова участвовал в войне в Гаскони. Он состоял в свите епископа Антония Бека, патриарха Иерусалимского. В двадцать восьмой и двадцать девятый годы правления Эдуарда он сражался с шотландцами. Умер в тысяча триста пятом году, не имея детей, но завещал баронский титул и поместье своему кузену Ральфу, сыну лорда Гримторпа из Йоркшира.

Воскрес он где-то на берегу Реки, где люди на девяносто процентов были из начала четырнадцатого века — англичане и шотландцы, а десять процентов составляли древние сибариты[28]. На другом берегу Реки оказалась смесь из монголов времени Кублахана[29] и каких-то темнокожих людей, о происхождении которых Грейсток не догадывался. Но по его описанию можно было предположить, что то были североамериканские индейцы.

На девятнадцатый день после воскрешения дикари с другого берега Реки совершили нападение. Наверное, им просто хотелось подраться, и это у них получилось. Дрались большей частью палками и цилиндрами, поскольку в тех местах камней маловато. Джон де Грейсток укокошил десяток монголов своим цилиндром, а потом ему угодили по голове камнем и проткнули его обожженным кончиком бамбукового копья. Он очнулся обнаженный — и при нем был только грааль, его прежний или другой — около этого питающего камня.

Другой мужчина поведал свою историю посредством знаков и пантомимы. Он рыбачил, и его крючок утащило что-то такое могучее, что и его уволокло в воду. Вынырнув, он ударился макушкой о днище лодки и утонул.

Вопрос о том, что происходило с тем, кто умирал в загробной жизни, получил ответ. А вот то, почему они воскресали не на том самом месте, где их убивали, — это уже был другой вопрос.

Второе событие заключалось в том, что на этот раз граали не обеспечили всех полуденной трапезой. Вместо еды в цилиндрах оказались свернутые полотнища ткани разных размеров, цветов, кроя и очертаний. Четыре полотнища были явно предназначены для того, чтобы соорудить из них некое подобие килта, шотландской юбки. Вокруг тела они крепились с помощью магнитных кружков, вшитых в ткань. Два куска ткани были тоньше, и из них можно было изготовить блузы, хотя можно было ими и иначе воспользоваться. Хотя ткань оказалась мягкой и хорошо впитывающей влагу, она выдерживала самое грубое обращение и не поддавалась даже тогда, когда ее пытались распороть самыми острыми кремневыми или бамбуковыми ножами.

Люди просто поголовно визжали от восторга, обнаружив эти «полотенца». Хотя мужчины и женщины уже успели свыкнуться с наготой или по крайней мере смирились с ней, некоторые эстеты и менее приспособленные считали всеобщее зрелище человеческих гениталий некрасивым и даже оскорбительным. А теперь у них были килты, блузы и тюрбаны. Последние предназначались для того, чтобы покрывать лысые головы, пока отрастут волосы. Попозже тюрбаны стали привычными головными уборами.

Волосы же отрастали повсюду, кроме лица.

Это огорчало Бёртона. Он всегда гордился своими длинными усами и раздвоенной бородой и утверждал, что из-за их отсутствия чувствует себя более раздетым, чем из-за отсутствия штанов.

Вилфреда рассмеялась и сказала:

— А я рада, что их нет. Я всегда терпеть не могла волосы у мужиков на лице. Целоваться с бородатыми — это все равно как будто лицом тычешься в кучу сломанных кроватных пружин.

Глава 13

Прошло шестьдесят дней. Лодку покатили по равнине на больших бамбуковых катках. Настал день отплытия. «Хаджи» был около сорока футов в длину; главными в нем были два остроносых бамбуковых корпуса, соединенных друг с другом платформой, заостренный бушприт с кливером и единственная мачта с продольной и поперечной оснасткой и парусами из переплетенных волокон бамбука. Управлялось судно с помощью кормового весла, изготовленного из ствола сосны, поскольку и руль, и штурвал оказались непрактичны. Единственным материалом для веревок пока служили стебли травы, хотя вскоре более прочные веревки путешественники надеялись изготовить из выдубленной кожи и внутренностей каких-нибудь крупных речных рыб. К платформе привязали выдолбленный Каззом из ствола сосны челнок.

Но прежде чем судно спустили на воду, Казз создал неожиданное препятствие. Он уже умел с горем пополам объясняться по-английски и произносить несколько ругательств по-арабски, белуджийски, суахили и итальянски — всему этому он выучился у Бёртона.

— Надо быть… какое это звать?…..алла!.. что это слово!.. убивать кто-то прежде класть лодка на реке… вам знать… Бёртон-ака… вы дать, Бёртон-ака… слово… слово… убить человек, чтоб бог, Каббурканакруэбемсс… бог вода… не потопить лодка… разозлиться… утопить нас… скушать нас.

— Жертва? — уточнил Бёртон.

— Проклятое тебе спасибо, Бёртон-ака. Жертва! Резать глотка… класть на лодка… тереть по дерево… тогда бог вода не сердиться на мы…

— Мы не станем этого делать, — заключил Бёртон.

Казз еще поспорил, но потом согласился забраться в лодку. Физиономия у него была недовольная, и видно было, что он очень волнуется. Бёртон, чтобы успокоить его, сказал ему, что тут не Земля. Тут другой мир, и он может легко убедиться в этом, если посмотрит вокруг, а особенно — на звезды. На этой равнине не живут боги. Казз слушал и улыбался, но все равно выглядел так, словно ждал, что из пучины речной того и гляди покажется страшная зеленобородая рожа и выпученные рыбьи глазищи Каббурканакруэбемсса.