Эдгар Берроуз - Владыка Марса Страница 29

Я съел их все, один за другим. Это была самая вкусная пища, которую я ел за всю жизнь – по крайней мере, так мне тогда казалось. Я ел с убеждением, что эти невинные с виду галеты, содержат в себе, вероятно, зародыш какой-нибудь страшной мучительной смерти. Ожидая конца, я спокойно сидел на полу моей темницы, когда рука моя случайно коснулась бумаги, в которую были завернуты лепешки. Машинально взял я бумажку и стал ее складывать, перебирая в уме прошлое, переживая мысленно перед смертью многие счастливые моменты моей яркой и активной жизни, полной необычайных приключений. Внезапно я заметил на гладкой поверхности бумаги, похожей на пергамент, какие-то странные выпуклости.

Первое время эти выпуклости казались мне случайными и не имеющими значения, но затем я обратил внимание на их странную форму и почувствовал, что они образуют одну линию, строчку, как в письме. Заинтересованный этим открытием, я начал пальцами ощупывать их. Было четыре отдельных и ясно различимых, комбинации выпуклых линий. Неужели это было четыре слова, и они предназначались мне?

Чем больше я об этом думал, тем больше волновался. Мои пальцы нервно двигались взад и вперед, ощупывая загадочные знаки на этом клочке бумаги.

Но мне никак не удавалось в них разобраться, и я наконец понял, что мое нервное состояние мешает мне разгадать тайну. Тогда я заставил себя водить рукой медленно и методично. Несколько раз пришлось мне обвести указательным пальцем первую из комбинаций.

Очень трудно объяснить словами марсианское письмо – это среднее между стенографией и иероглифами. Письменный язык марсиан совершенно другой, чем разговорный. На всем Барсуме принят один разговорный язык. Все расы, все нации говорят на нем, и в настоящее время он такой же, каким был в незапамятные времена, когда человеческая жизнь только начала зарождаться на этой планете. Вместе с ростом человеческих познаний и научных изобретений рос и язык, но его построение так остроумно, что новые слова для выражения новых мыслей образуются сами собой. Ни одно слово не могло бы лучше объяснить вещь, как именно то слово, которое естественно составляется из понятий, и поэтому, как бы далеки не были две нации или расы, их разговорный язык совершенно одинаков.

Но не так обстоит дело с письменами. На Барсуме не существует двух наций, которое имели бы одинаковый письменный язык. Часто даже города одной нации пользуются различными письменами. Поэтому мне и было так трудно разгадать выпуклые знаки на бумаге. Но наконец я разобрал первое слово. Это было «мужайся», и оно было написано марентинскими знаками.

Мужайся! Это было слово, которое прошептал мне на ухо желтый стражник, когда я стоял у ямы изобилия! Весть была от него, и я знал, что он был мне другом!

Окрыленный надеждой, я принялся разбирать остальные слова, и, наконец, мои труды увенчались успехом; я прочел следующее:

– «Мужайся! Следуй за веревкой!»

12. «Следуй за веревкой»

Что бы это могло означать?

«Следуй за веревкой». Какая веревка?

Я вспомнил о бечевке, которая была привязана к пакету, и ощупью снова нашел ее. Она свешивалась откуда-то сверху, и когда я подергал ее, я увидел, что она прикреплена к чему-то у отверстия ямы.

Осмотрев веревку, я заметил, что она хоть и тонкая, но могла выдержать тяжесть человека. Потом я сделал другое открытие: на высоте моей головы было прикреплено еще одно письмо. Эту записку я дешифровал гораздо скорее – я уже имел ключ.

– «Возьми веревку с собой. За узлами – опасность».

Это было все. Очевидно, вторая записка была составлена наспех и представляла, так сказать, постскриптум первой.

Я не терял времени после ее прочтения. Хотя и не совсем ясно понял значение последнего наставления «за узлами – опасность», я видел, что передо мной путь к спасению, и чем скорее я им воспользуюсь, тем вероятнее смогу завоевать себе свободу.

Во всяком случае, мне трудно было попасть в худшее положение, чем то, в котором я был.

Однако прежде чем выбраться из этого проклятого колодца, мне пришлось убедиться, насколько мое бегство было своевременным. Когда я взобрался по веревке на высоту пятидесяти футов, мое внимание было привлечено шумом наверху. К моему отчаянию, крышка ямы была отодвинута, и при дневном свете я различил наверху несколько желтых воинов.

Неужели я поднимаюсь только для того, чтобы попасть в новую ловушку? Неужели письма – подложные, присланные с провокационной целью? И вот в ту минуту, когда меня уже покинула всякая надежда, я увидел следующее.

Во-первых, тело огромного рычащего апта, которого осторожно спускали через край колодца по направлению ко мне, а во-вторых, отверстие в стене почти на той же высоте, где я был и куда вела моя веревка…

Я только успел вползти в темное отверстие, когда апт спустился мимо меня. Он протянул ко мне свои огромные лапы, щелкнул челюстями, выл и рычал самым страшным образом.

Теперь я увидел, какой конец приготовил мне Салензий Олл! После мучительной пытки голодом, он приказал спустить апта в мою темницу, чтобы прикончить меня.

А затем другая мысль осенила меня – я прожил девять дней из тех положенных десяти, которые должны были пройти раньше, чем Салензий Олл мог сделать Дею Торис своей женой. Апт должен был обеспечить мою смерть до десятого дня.

Я почти громко рассмеялся при мысли о том, как ошибся в расчетах Салензий Олл. Ведь апт даже скорее способствовал моему спасению! Когда мои враги увидят на дне ямы одного апта, они, конечно, подумают, что он сожрал меня целиком, а потому никто не будет подозревать о моем бегстве, и я не должен буду опасаться погони!

Подняв веревку, которая довела меня до отверстия, я смотал ее. Тут я заметил, что веревка тянулась еще дальше вперед, и я понял тогда значение слов «следуй за веревкой».

Туннель, по которому я полз, был низок и темен. Я прополз, должно быть, несколько сот футов, когда нащупал под руками узел. «За узлами – опасность» – вспомнил я предостережение.

Теперь я двигался с величайшей осторожностью, и через минуту крутой поворот привел меня к двери в большое, блестяще освещенное помещение.

Ввиду того, что пол туннеля все время слегка поднимался, я решил, что помещение передо мною должно находиться или в первом этаже дворца, или непосредственно под ним.

На противоположной стене висело много странных инструментов, а в середине комнаты стоял длинный стол, за которым сидели два человека, занятые серьезным разговором.

Тот, кто сидел лицом ко мне, был желтым человеком – маленький, дряблый старикашка с большими глазами. Его собеседник был чернокожий, и мне не нужно было видеть его лица, чтобы угадать, что это был Турид, так как другого перворожденного к северу от ледяного барьера не было.