Айзек Азимов - ФАТА-МОРГАНА 5 (Фантастические рассказы и повести) Страница 29

— В самом деле, сэр.

— В таком случае, начнем?

— Я готов, сэр.

— Превосходно, превосходно. Приступаем к работе, в таком случае. Скальпель.

— Скальпель, сэр.

— Большую пилу.

— Большая пила, сэр.

— Хелен, Хелен, проснись. — Голос, доносящийся из темноты, казался знакомым. Она приоткрыла глаза и сощурилась на красный тусклый свет. Красная лампа без абажура излучала поток малинового света в большой комнате, которую она никогда до этого не видела. Ее затуманенное сознание судорожно пыталось вспомнить, что с ней произошло до того, как она потеряла сознание. Озноб охватил ее, когда она вспомнила, как волосатые руки Харпера лапали ее.

Затем она опять услышала тот же голос.

— Хелен, это я, Моника, — доносилось откуда-то со стены. Она повернула голову и прищурила глаза, вглядываясь в красный полумрак.

— Моника! — выдохнула она с облегчением. — А я думала, что тебя нет в живых. О, Моника, как я рада видеть тебя.

— Гм! Ты может быть и рада, а я — нет, поверь мне. Сегодня вечером ты тоже будешь не рада. Взгляни на меня как следует.

Озадаченная столь странным ответом, Хелен напрягла зрение, чтобы подробнее все рассмотреть. Она открыла рот от удивления, когда до нее дошло, что Моника совершенно обнажена. Затем ее вздох перешел в захлебывающийся стон, когда она увидела, что Моника выглядит точно так, как статуя Венеры Милосской в Париже. Руки ее были ампутированы чуть ниже плеч, а ноги — немного ниже бедер. Моника была подвешена у дальней стены комнаты на широких кожаных ремнях, обхватывающих ее под грудями.

— О, Боже мой, Моника, — запричитала она, — что они с тобой сделали?

Моника не ответила на ее вопрос, только отвернулась. И тут же, в этот момент Хелен поняла, что ее что-то туго стягивает вокруг живота. Инстинктивно ей хотелось освободиться от этого рукой, но ее внимание было отвлечено чем-то белым, подергивающимся сбоку. То, что она увидела, заставило ее забыть о своем животе.

В красном полумраке она увидела, что там, где должна быть ее правая рука, с плеча свисал перевязанный белый обрубок. Ее ужас усилился, когда она увидела то же самое на месте левой руки. Кровь стучала у нее в висках, а она все кричала и кричала, умоляя избавить от этого кошмара. Тело ее сотрясалось в истерических конвульсиях, когда взгляд скользнул вниз, мимо обнаженных грудей и толстого кожаного ремня, опоясывающего ее, и ниже — к двум коротким, забинтованным бедрам.

Из глаз ее лились слезы, когда яркий белый свет неожиданно вспыхнул в комнате. Сквозь мокрый туман она увидела силуэты доктора Уарда и его отвратительного помощника Харпера.

— О, Боже мой, вы не должны так расстраиваться, Хелен, моя дорогая.

Голос доктора постепенно просачивался в ее уши.

— Вы должны быть храброй, как Моника. Вы скоро привыкнете к этому, не так ли, Моника?

В ответ она услышала от Моники поток оскорблений, но спокойный голос невозмутимо продолжал:

— Пока я занимаюсь перевязкой мисс Лойд, пожалуйста, отстегни Монику и отнеси ее ко мне в спальню. Хорошо, Харпер?

— Конечно, сэр.

В дальнем конце комнаты послышался шум.

Когда Хелен стряхнула слезы с глаз, она оказалась наедине с доктором Уардом. Быстрым и ловким движением маленьких ножниц он начал снимать с нее бинты, а Хелен, оглушенная шоком и страхом, была только в состоянии наблюдать за ним, словно немое животное.

— Дело в том, моя дорогая Хелен, что несколько месяцев вы будете употреблять сильное успокоительное лекарство, поэтому некоторое время будете чувствовать слабость.

Его мягкий голос журчал так спокойно, как будто он осматривал больное горло.

— Отлично! — воскликнул он. — Все прекрасно зажило.

— Ты мясник! — Хелен плюнула ему в лицо, выведенная из себя гневом.

— Ну успокойтесь, успокойтесь, моя дорогая. Я думаю, подходящим словом будет «артист», вы так не считаете?

— Мясник, мясник, мясник! — в исступлении кричала Хелен, собрав все силы.

Сэр Генри с издевкой улыбнулся и похлопал ее по разгоряченной щеке.

В это время в комнату вновь вошел Харпер.

— В спальне все готово для вас, сэр, — громко объявил он прямо от двери.

— Превосходно, превосходно. Спасибо, Харпер. А я думаю, мисс Лойд готова для вас на сегодняшний вечер. Доброй ночи, Хелен; доброй ночи, Харпер.

Когда сэр Генри выходил из комнаты, Харпер слегка наклонил голову и почтительно произнес:

— Доброй ночи, сэр.

Но когда он вновь поднял голову, в глазах его зажегся новый блеск, которого Хелен раньше не видела. Она прижалась головой к каменной стене, закрыла глаза и изо всех сил закричала. Ее маленькие розовые обрубки жалостно дрожали в воздухе, когда мохнатые руки Харпера прикоснулись к ее коже, отстегивая толстый кожаный ремень.

(Перевод А.Сыровой)

Рэймонд Харвей

ТУННЕЛЬ

Джордж Уигз собрался закурить вторую сигарету, когда тишину прорезал звонок у дальней стены его блок-поста. Хотя он работал сигнальщиком уже более восьми лет, неожиданный предупредительный сигнал всегда заставлял его вздрагивать. Машинально он взглянул на стрелки своих часов. «Хм, что-то поезд идет раньше положенного», — подумал он. Он должен быть в 12.18. Вообще-то, товарные составы чаще всего проходили раньше или по графику. Уж если какие поезда и опаздывали, так это пассажирские, и это значительно затрудняло его работу. Он заставил себя подняться со старого кресла и, подобрав по пути большую белую тряпку, прошел туда, где медью блестели ручки, расположенные аккуратным рядком. Выбрав соответствующий рычаг, он обернул тряпку вокруг ручки и рывком опытного человека переместил его в требуемое положение. Сделав все это, он нажал кнопку сигнала, чтобы предупредить соседний блок-пост, а затем, записав время звонка в вахтенном журнале, вернулся на прежнее место. «Теперь уже на добрых полчаса», — подумал он про себя, зная, что следующий поезд должен проходить только в 12.45.

Джордж расположился поудобнее и взял из пепельницы незажженную сигарету. И вскоре кольца голубого табачного дыма закружились в воздухе, который и без того был тяжел от запаха керосина в двух больших ярких лампах.

Довольный и успокоенный, Джордж выбрал из стопки на полу один из цветных иллюстрированных журналов. Джордж очень гордился своей коллекцией, так как во всех журналах были фотографии хорошеньких девушек. Он очень скоро понял, что между проходящими поездами бывают большие интервалы и если разглядывать цветные картинки обнаженных девиц, это поможет убить время. Тем не менее, когда Джордж с вожделением уставился на фото пышногрудой блондинки, выходящей из морской воды, он не мог не сравнить ее с Вероникой, своей женой. Возможно, Вероника была не столь хорошо сложена, как эта нимфа, но она была не менее соблазнительной, и волосы у нее были такие же светлые. И эта девушка улыбалась ему, чего не скажешь о Веронике. Это очень беспокоило Джорджа. Он понимал, что они с женой отдалились друг от друга за последние годы. Он все еще глубоко любил Веронику, но, казалось, у него никогда не было настоящей возможности продемонстрировать ей это. Он очень часто работал в ночную смену. Когда по утрам он, усталый, возвращался домой, Вероника уже поднималась с постели и начинала заниматься домашними делами. Единственное время, которое он действительно мог провести с ней, было от четырех до девяти часов вечера. Но она, казалось, всегда была чем-то занята, и ей не хватало времени для Джорджа. Когда он пытался обнять ее, а она в это время обязательно делала что-нибудь по дому, то в ответ слышал: «О Джордж, как, по-твоему, я должна это делать, если ты мне мешаешь?» Или: «Джордж, прекрати, пора уже остепениться». Больше он не делал попыток, окружил себя фотографиями хорошеньких мисс, которые всегда ему приветливо улыбались и никогда не сердились, что он им мешает или ему пора остепениться.