Роберт Ши - Монах - последний зиндзя Страница 29

Он проехал через двор, где томились самураи и гражданские чиновники, сконфуженные и испуганные, как и люди на улицах. Добравшись до Зала Чистоты и Свежести, он присоединился к группе молодых мужчин - отпрысков богатых фамилий, которые гордились данным им заданием сопровождать императора, покидающего Хэйан Кё.

Один из этих воинов слышал плохие новости. Бывший император Го-Ширакава и министр князь Сасаки-но Хоригава предыдущей ночью бежали к Юкио.

- Мы пока еще являемся правительством, а они преступники, - сказал Ацуи. - У нас есть император!

Последней катилась повозка, сопровождаемая синтоистскими монахами верхом на белых лошадях и окруженная сотнями воинствующих буддистских монахов, сидящих верхом и вооруженных. "К счастью для Такаши, храмы вокруг столицы оставались преданными им, - подумал Ацуи, - а иначе, возможно, нам бы пришлось силой пробивать себе дорогу". На повозке покоились императорские регалии: священное зеркало, меч и ожерелье. Три сокровища были даны первому императору богиней Солнца, и с тех пор они являются священными символами императорской власти. Впервые за пятьсот лет со дня основания Хэйан Кё императорские регалии покидали дворец. Ацуи и другие самураи слезли с коней и поклонились, когда мимо них проследовал кортеж.

Затем маленький император, которого несли в позолоченном кресле, появился на деревянных ступенях Зала Чистоты и Свежести. Он был одет в парадное императорское кимоно, украшенное вышитыми абрикосами. Его чёрная шляпа властителя была усыпана жемчугом, а из-под нее на плечи мальчику струились волосы. Императору Антоку, внуку Го-Ширакавы и Согамори, гордости рода Такаши, исполнилось шесть лет. При его появлении охрана из самураев пала ниц на белый гравий. Когда Ацуи вновь поднял глаза, император уже исчез в своем паланкине с золотой крышей. Юноша увидел свою тётку, мать императора Кенреймон - женщину с бледным лицом, которой можно было дать от тридцати до сорока лет, - севшую в паланкин позади императора. Носильщики аккуратно подняли массивную конструкцию, и сердце Ацуи наполнилось гордостью и счастьем, как только он увидел золотого феникса на крыше паланкина, сверкающего на фоне синего неба.

"У нас есть император!" - повторял про себя юноша. Он и другие самураи дворяне сели на лошадей и, окружив паланкин, двинулись в дорогу.

После того как процессия покинула двор перед императорским дворцом, Ацуи поднялся на стременах и посмотрел на улицу Красной Птицы. Широкий проезд был заполнен толпившимися верховыми самураями и повозками знати рода Такаши. Десятки знамен с изображением Красного Дракона были развернуты, как будто отряды собирались идти в бой, а не бежать от врага. Простолюдины были оттеснены на боковые улицы.

Хотя Ацуи и не мог видеть так далеко, но он догадался, что начало процессии уже миновало ворота Расёмон. Колонна протянулась через весь Хэйан Кё, но это было еще не всё. Много телег и других повозок, воинов верхом на лошадях, знамен присоединятся к процессии по дороге.

К тому времени, когда императорский паланкин достиг ворот Расёмон, уже наступила вторая часть дня, пробил час Петуха. Несмотря на то что дорогу процессии в толпе беженцев прокладывали воины из императорской охраны, было просто невозможно для повозок, лошадей и огромного количества пеших людей быстро освободить дорогу. Отступление было беспорядочным. Ацуи часами не видел высокопоставленных чиновников и не получал приказаний.

Куда они шли? Он знал одно: они направлялись на юг, к морю, а оттуда в западные провинции. Западная часть Внутреннего моря являлась территорией, принадлежащей клану Такаши со дня его образования. Здесь они завоевали первые владения и построили первые жилища. Здесь же дед Согамори сражался с пиратами, наводнившими затем Внутреннее море, и таким образом положил основание могущества Такаши. Проезжая Расёмон, Ацуи обернулся и бросил последний взгляд на город. Даже на таком расстоянии он мог видеть три башни Рокухары, расположенные на востоке. Его взгляд привлекло мерцание какого-то предмета красного цвета на ближайшей башне. Сначала он подумал, что это, должно быть, отражение заката солнца в золотистом орнаменте башни, но потом он понял, что это огонь. Рокухара горела. Его сердце замерло, а затем сжалось от огорчения. "Лучше бы я не оглядывался", - подумал он, видя, как замок, который в течение восьми лет был его домом, скрылся в дыму и пламени. Красные знамена находились на Рокухаре до конца. Сейчас над другими частями города появились столбы дыма, похожие на стволы огромных деревьев.

- Они сожгут весь город? - крикнул Ацуи.

- Нет, - ответил молодой воин, ехавший рядом с ним, - только наши дворцы. Зачем оставлять их этим собакам Муратомо?

Вновь обернувшись, он увидел стену пламени и дыма, поднимающуюся прямо на севере на противоположном конце улицы Красной Птицы. Он содрогнулся от ужаса.

- Но ведь не императорский же дворец?!

- Почему? Разве он не принадлежал нам?

- Но там осталась моя семья - принцесса Садзуко и мой сын!

На лице молодого воина отразились симпатия к юноше и тревога.

- Я уверен, что они увели оттуда всех, прежде чем предали его огню.

Он слегка похлопал Ацуи по руке и отъехал в сторону. Трагедия спутника была слишком тяжела, чтобы сочувствовать и разделять его горе.

"В императорском дворце находилось много родственников и сторонников Такаши, - подумал Ацуи. - Конечно, они вывезли оттуда всех". Однако уничтожить работу стольких лет за один час было злобным, порочным делом, и его охватил стыд при мысли, что именно его род отважился это сделать и осуществил свое решение. Императорский дворец принадлежал Священным Островам, богам, а не роду Такаши.

Теперь огонь перебросился на соседние кварталы. Тысячи маленьких домиков и больших особняков были охвачены пламенем. Должно быть, до наступления ночи весь город превратится в пепел, если огонь будет и дальше продолжать распространяться. Как только паланкин пронесли через ворота, Ацуи услышал ровный, тяжёлый, монотонный звон, доносящийся откуда-то издалека. Оглянувшись, он увидел пагоду храма Гион, расположенного в центре города, окутанную дымом. Он не знал, был ли это сигнал тревоги или прощание с Такаши, но в горестном звуке колокола он услышал жалобу на то, что было совершено.

Так беженцы шли по дороге Судзяку, по направлению к Внутреннему морю. Они продолжали двигаться всю ночь без остановки, несколько групп носильщиков, сменяясь, несли паланкин. На рассвете Нотаро и его персональная охрана подъехали к паланкину, над которым развевались вымпелы с изображением Красного Дракона. По приказу Нотаро носильщики поставили паланкин на землю и простерлись ниц, в то время как зевающий маленький император, его мать и несколько нянек вышли из паланкина и пошли прогуляться по близлежащему лугу.