Лорд Дансени - Дочь короля Эльфландии Страница 29

Орион увел свою свору далеко от долины Эрл, но в тот день оленя не встретил, и ветер так и не принес на крыльях своих запаха, что озабоченно искали гончие; и не привелось псам уловить заветный запах ни в траве, ни среди листьев. И вот наступил вечер, и Орион повел псов домой, звуком рога созывая отставших; солнце сделалось огромным и алым; и, тише, чем отзвук его рога, далеко за меловыми холмами, за туманом, однако так отчетливо, что можно было различить каждую серебристую ноту, Орион услышал напев эльфийских рогов, всегда взывавший к нему вечерами.

Связанные нерушимым братством общей усталости, охотник и его гончие вернулись домой в темноте, при свете звезд. И вот, наконец, приветственными огнями вспыхнули для них окна Эрла. Псы вернулись в свои конуры, поели, улеглись, и уснули, очень довольные; Орион отправился в замок. Он тоже поужинал, а после долго сидел, размышляя о холмах, о гончих и о прожитом дне; юноша был настолько утомлен, что никакие заботы не могли потревожить его отрешенных дум.

Так прошло немало дней. Но вот, одним росным утром, перевалив через хребет меловых холмов, они взглянули вниз и увидели оленя - зверь пасся в одиночестве, припозднившись, в то время как собратья его уже ушли. Гончие разразились дружным ликующим лаем, тяжелый олень стремительно метнулся через траву, Орион выстрелил из лука и промахнулся; все это произошло в единый миг. А затем гончие стремительно понеслись вперед, ветер волной прокатывался по их спинам, раздувая шерсть; олень мчался так, словно на каждом из его копыт плясало по крохотной пружине. Сперва гончие обогнали Ориона, однако юноша был столь же неутомим, как и его свора, и, выбирая более короткую дорогу, нежели псы, умудрялся не отставать: но вот псы добрались до реки и остановились: теперь им потребовалась помощь человеческого разума. И ту помощь, что в состоянии предоставить в подобном деле человеческий разум, Орион им немедленно оказал, и вскоре псы возобновали погоню. Утро миновало, а они все мчались от холма к холму; им так и не удалось увидеть оленя снова; и вечер стал клониться к ночи, но по-прежнему гончие следовали каждому шагу оленя с искусством не менее удивительным, нежели магия. И ближе к вечеру Орион увидел зверя: олень медленно брел по склону холма, по жесткой траве, что поблескивала в последних лучах заходящего солнца. Охотник подбодрил гончих криком; они гнали оленя еще через три неглубоких лощины, но на дне третьей олень развернулся, и встал среди гальки ручья, поджидая гончих. Псы с лаем окружили его, не сводя глаз с огромных рогов. И на закате собаки повалили и убили зверя. И Орион затрубил в рог с великой радостью в сердце; он достиг предела своих желаний. И на той же торжествующей ноте, словно и они тоже ликовали, а, может быть, только передразнивали ликование Ориона, над неведомыми юноше холмами, откуда-то из-за грани заката, отозвались рога Эльфландии.

Глава 17.

В ЗВЕЗДНОМ СВЕТЕ ПОЯВЛЯЕТСЯ ЕДИНОРОГ.

И вот пришла зима, и выбелила крыши Эрла, и лес, и нагорья. Теперь, когда Орион поутру уводил свою свору в поле, мир распахивался перед ним словно книга, только что написанная самой Жизнью; ибо повесть предыдущей ночи от первого слова до последнего начертана была строками на снегу. Вот здесь крался лис, а там - барсук; тут из лесу вышел олень; следы уводили за холмы и терялись из виду, - так деяния государственных мужей, воинов, придворных и политиков возникают и исчезают на страницах истории. Даже птицы оставили свою летопись на убеленных холмах: глаз мог проследить каждый шаг их тройных коготочков, пока по обе стороны следа не появлялись вдруг три крошечных штриха, где концы самых длинных перьев черкнули снег там след исчезал. Вот так порою боевой клич, безумная причуда возникает на день на страницах истории, и исчезает, не оставив по себе иной памяти, кроме таких вот нескольких строк.

Среди всех летописей истории ночи Орион выбирал обычно след огромного оленя, относительно свежий, и шел по нему вместе со своей сворой через холмы - так далеко, что даже звук его рога не доносился более до селения Эрл. И видели жители Эрла, как Орион возвращается домой; и он, и его псы черные тени на гребне холма на фоне алых отблесков заката; зачастую же охотник появлялся не раньше, чем в морозном небе зажигались звезды все до одной. Нередко с плеч Ориона свисала шкура оленя, и огромные рога подрагивали и покачивались над головою охотника.

В ту пору в кузнице Нарла сошлись как-то раз селяне, люди Парламента Эрла - и Орион о том не ведал. Селяне сошлись на закате, когда закончены были дневные труды. Нарл торжественно подал каждому чашу с хмельным напитком, сваренным из клеверного меда; собравшись же вместе, селяне долго сидели молча. Но вот Нарл нарушил молчание, говоря, что Алверик более не повелевает в Эрле, и Правителем Эрла стал его сын; и напомнил кузнец о том, как все они надеялись, что чародей будет править в долине и прославит ее: и именно эту миссию народ возлагал на Ориона.

- Ну и где же, - вопросил Нарл, - магия, на которую мы все уповали? Ибо Орион охотится на оленей - ровно так же, как охотились все его предки, и нездешние чары не коснулись его, и все остается по-старому.

Но От выступил в защиту юноши.

- Орион проворен, как его псы, - сказал От, - он охотится с рассвета до заката, уходит за самые далекие холмы и возвращается, ничуть не устав.

- Это только молодость, - отозвался Гук. И все поддержали его слова, кроме Треля.

Трель же встал и сказал:

- Ориону ведомы лесные тропы и тайны зверей, - знание, недоступное людям.

- Это ты его научил, - откликнулся Гук. - Магии здесь нет и в помине.

- Ничего в том нет от нездешних чар, - подтвердил Нарл.

Так селяне спорили некоторое время, сокрушаясь об утрате магии, на которую так уповали; ибо нет на свете такой долины, что не оказалась хотя бы раз в самом центре исторических событий, нет на свете такой деревни, чтобы название ее хоть однажды не побывало бы у всех на устах; только деревня Эрл не была занесена в хроники; на протяжении веков никто о ней и слыхом не слыхивал за пределами круга холмов. Теперь же казалось, что замыслы селян, взлелеянные давным-давно, потерпели крах, и люди не видели более надежды, кроме как в хмельном напитке, сваренном из клеверного меда. К нему-то и обратились селяне в гробовом молчании. То был добрый напиток.

Очень скоро новые планы родились в головах их, новые замыслы, новые происки; и торжественные дебаты Парламента Эрла разгорелись с новой силой. Селяне совсем уже было выработали политику и стратегию, но вот с места поднялся От. А надо сказать, что в деревне Эрл, в кремневом доме хранилась древняя Летопись, переплетенный в кожу фолиант; в определенные времена люди заносили в нее всевозможные сведения: мудрые мысли земледельцев касательно времени сева, мудрые мысли охотников на предмет выслеживания оленя, мудрые мысли пророков о судьбах Земли. Вот оттуда-то и процитировал теперь От две строки с одной древней страницы, что запали ему в память; все остальное на этой странице посвящено было мотыжению; эти строки произнес От в Парламенте Эрла перед селянами, что сидели вокруг стола за чашами с медом: