Кейт Лаумер - Гонка планет [ Авт. сборник] Страница 29

Он швырнул их на белоснежный стерильный пол, они запрыгали, бросая красные, зеленые, синие блики. Камни…

— Вот ваши проклятые пятьдесят тысяч кредиток! Почему вы не спасли ей жизнь!?

Под ярким светом мерцали на фоне мертвой плитки драгоценные камни. Каким холодным было ее лицо… Они попытались увезти его, он кого-то ударил, но ему связали руки, сломали кости, и боль заполнила его, ревущего от ярости.

Прошла вечность. Горы поднимались из морей, по их склонам стекала грязь, унося бесчисленные трупы микроскопических мертвых существ. Штормы разбивались о вершины, реки искрились, пробивая себе путь. Прибой накатывался на низкие пляжи, купающиеся в белом солнечном свете. Образовавшийся лед разбивался с грохотом, напоминавшим отдаленный пушечный выстрел.

Он лежал в ледяном прибое, раскачиваемый волнами, которые тащили, тащили его за собой, не переставая.

— … Надо проснуться, капитан. Не умирайте.

ЕГО ГЛАЗ БЫЛ ОТКРЫТ. ГЕНРИ ДОВОЛЬНО ЯСНО УВИДЕЛ ЛИЦО БАРТОЛОМЬЮ. ЕСЛИ БЫ МОЖНО БЫЛО ОБЪЯСНИТЬ, ЧТО ОН ЗАМОРОЖЕН ВО ЛЬДУ, МАЛЬЧИК БЫ ПОНЯЛ, ЧТО ЛЕД НЕЛЬЗЯ РАЗБИВАТЬ, ИНАЧЕ СНОВА НАХЛЫНЕТ БОЛЬ…

Генри моргнул. Увидел, как посветлело лицо Бартоломью. Мальчику досталось. Генри вздохнул, он хотел сказать ему… Но голоса не было.

Его язык — о Боже, неужели Таскер отрезал ему язык? Судорожными усилиями Генри толкал, кусал…

Появилось пятно боли, словно пламя свечи на фоне обгоревшего дерева. Грудь его задвигалась от того, что можно было назвать призраком смеха. Какая разница, есть ли у трупа язык!

Что-то коснулось его руки.

— У меня здесь аптечка. Этот препарат должен снимать боль. Надеюсь он поможет, капитан.

ВСЕ В ПОРЯДКЕ, ЛЭРРИ. Я НИЧЕГОШЕНЬКИ НЕ ЧУВСТВУЮ, ЕСЛИ ЛЕЖУ, НЕ ДВИГАЯСЬ. ПОНИМАЕШЬ, ЛЭРРИ, Я НАХОЖУСЬ ВНУТРИ ЭТОГО ПИРОГА ИЗ ТЕПЛОГО ЛЬДА…

НЕТ, ЧЕРТ ТЕБЯ ДЕРИ. НЕ ДАВАЙ МЫСЛЯМ ПУТАТЬСЯ. ЭТО ПОСЛЕДНЕЕ ПРОЯСНЕНИЕ ТВОЕГО СОЗНАНИЯ ПЕРЕД КОНЦОМ… НЕ ПОГАНЬ ЕГО ФАНТАЗИЯМИ. БЕДНЫЙ МАЛЫШ! КАК, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ОН ВЕРНЕТСЯ НАЗАД? ИДТИ ДАЛЕКО, ДВАДЦАТЬ СОТЕН МИЛЬ, ГОРЫ, ПУСТЫНИ, ТРЯСИНЫ… И ПРИБЛИЖАЮЩАЯСЯ ЗИМА. У НЕГО ЕСТЬ ОДИН ГОД — КОРОТКИЙ ГОД КОРАЗОНА — ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ЗАРЕГИСТРИРОВАТЬ ЗАЯВКУ.

Лицо Бартоломью напряглось.

— Я попробую зафиксировать кости, капитан. Я смогу сделать это, мне так кажется. Я прошел курс в Государственном Институте.

НЕ ТРАТЬ НА МЕНЯ ВРЕМЯ, ЛЭРРИ. ЛЮДИ ТАСКЕРА МОГУТ ПОЯВИТЬСЯ ТАМ, НАВЕРХУ, В ЛЮБОЙ МОМЕНТ. ОНИ УВИДЯТ СЛЕДЫ. МОЖЕТ БЫТЬ, ОНИ ВОЙДУТ, КАК МЫ, МОЖЕТ, НЕТ. УЖАСНО, ЕСЛИ ЭТИ МЕРЗАВЦЫ ПРИБЕРУТ К РУКАМ ЭТО…

ЗДЕСЬ ТЫ В БЕЗОПАСНОСТИ, ЕСЛИ СПРЯЧЕШЬСЯ В ЛЕСУ. НО ЧЕМ ТЫ БУДЕШЬ ПИТАТЬСЯ? МОЖЕТ БЫТЬ, ЕСЛИ ТЫ ОТПРАВИШЬСЯ НАЗАД СЕЙЧАС ЖЕ, ПОКА СНЕГ НЕ ЗАПОЛНИЛ КОЛЕИ… НО ТАМ, СНАРУЖИ, ХОЛОДНО. НАЧИНАЕТСЯ БУРЯ. ОНА МОЖЕТ ПРОДЛИТЬСЯ НЕДЕЛЮ — ИЛИ ДВЕ. ЗДЕСЬ НЕЧЕГО ЕСТЬ, НО ЕСЛИ ТЫ УЙДЕШЬ, ВЕТЕР И СНЕГ ДОБЕРУТСЯ ДО ТЕБЯ. НЕ БЕСПОКОЙСЯ О БИРКАХ, ОНИ БОЛЬШЕ НЕ ИМЕЮТ ЗНАЧЕНИЯ. СЛИШКОМ ПЛОХО. С ДУЛЬЧИЕЙ ВСЕ БУДЕТ В ПОРЯДКЕ. ОНА УМНИЦА…

НО СТАРИК БАРТОЛОМЬЮ… Я ДОЛЖЕН БЫЛ ПРЕДВИДЕТЬ ПОДОБНЫЙ ПОВОРОТ… СТАРЫЙ ПИРАТ… ОДУРАЧИЛ МЕНЯ…

— Ладно, капитан. Я начинаю.

И появилась настоящая боль. Она продолжалась и продолжалась. Через какое-то время Генри забыл о ней. И забыл о сломанных костях и новом мире, найденном и снова потерянном, о буре, ревевшей за порталом, о людях наверху, охотившихся за ними, и о безграничной пустыне, отделявшей их от Панго-Ри. Он забыл обо всем этом и о многом другом, словно ничего никогда не было, только он один в темноте среди звезд.

Потом он начал вспоминать. Сначала, конечно, боль, затем причину боли…

Второе было немного труднее. Он получил приказ выйти из боя и отступить к Лидпэйту. Его катер подбили… Грубая посадка. Огонь… Амос…

Амос был не такой. Его лицо все в морщинах, его рыжие волосы исчезли…

Амос был мертв. Что-то, связанное с садом, драгоценными камнями и девушкой Дульчи, но не Дульчией. Только что-то в ее улыбке, в линии щеки, когда она сидела у огня…

Старик Бартоломью. Не доверяй ему. Он хочет…

Гонка. Молодой Бартоломью с ним; дым и сгоревшие подшипники…

Нет, с этим все в порядке. Только рука. Но, может быть, они забрались…

Он открыл глаза.

Только один раз. Это сделал нож. Но это был сон. Боже мой, какой сон! Пусть он уйдет, потеряется в ночных тенях… Как хорошо снова оказаться в своей кровати, вот только матрац слишком твердый. Где Дульчия?

— Капитан…

Генри различил размытую фигуру, наклонившуюся над ним. Это был мальчик Лэрри. Имя пришло к нему непонятно откуда. Что он здесь делает?

— Я приготовил вам немного супа, — голос Лэрри дрожал. Фигура исчезла. Свет стал ярче. Лэрри вернулся. Его лицо было похоже на обтянутый кожей череп. И у него была накладная борода, в полдюйма длиной. Это было нелепо. Генри захотелось рассмеяться. Не настоящее лицо на какое-то мгновение обмануло его.

Его губ коснулось что-то теплое: неописуемо восхитительная жидкость заполнила его рот. Он почувствовал, как болезненно сжалось горло. Еще немного теплой жидкости. Она огнем стекала в желудок.

Генри ел с жадностью, забывшись в экстазе утоляемого голода…

Потом Бартоломью вернулся.

— Я соорудил что-то вроде койки из брезента, чтобы поднять вас с земли. Капитан, я ужасно волновался. Почти неделя. Я боялся, что вы умрете с голоду. Я оставил консервы вам…

Лэрри говорил и говорил. Это была длинная история. Генри удивился, почему он так много говорит. И о чем…?

— … Я поднимался наверх трижды. И не обнаружил никаких признаков того, что они там были. Я видел следы животных. Я собираюсь отправиться на охоту…

Иногда он задумывался над тем, кто такой Лэрри, и каждый раз всплывал, чтобы спросить, но это было слишком трудно, и он погружался снова, а Лэрри наклонялся над ним, глядя на него полными тревоги глазами. Потом комната растворялась, и он снова брел по огромным пустынным долинам, продуваемым не затихающими ни на минуту ледяными ветрами, взбирался на одинокие утесы, вершины которых терялись в тумане, идя на зов заблудившихся голосов, всегда раздававшихся из-за следующей гряды скал.

Он смотрел на руку — сломанная клешня, перекрученная, вся в пурпурных шрамах, резко бросающихся в глаза на фоне белой кожи.

Серый свет едва пробивался через узкую трещину в каменной стене.

Снежные хлопья залетали внутрь, кружились, оседали, таяли, образуя длинную лужу. На полу были разбросаны лохматые шкуры животных. Струйка дыма поднималась над кучей углей, белая на фоне почерневшей стены. А еще он увидел связку темных поленьев, две грубых глиняных тарелки, огромный горшок, юрку нарубленной зелени и кусок пурпурно-черного мяса. Это был странный сон — почти явь.