Левон Хачатурьянц - Здравствуй, Фобос!(Науч.-фант. хроника — «Путь к Марсу» - 3) Страница 29

Вот ее-то, усталости, решили не допустить.

Идею, как ни странно, высказал сам Волновой, а точнее — его жена Валерия Сергеевна. В этом признался сам руководитель отряда космонавтов. На дворе стоял зябкий, неуверенный март; супруга доктор медицинских наук, светило отечественной гастроэнтерологии, устраивала Игорю Петровичу регулярные разносы по поводу того, что он ест мало зелени. «Как бы хорошо мы ни питались всю зиму, весной все равно наступает ослабление организма. Это биологический ритм, ему миллионы лет… Сейчас как никогда важно вводить в организм витамины, — внушала Валерия Сергеевна. — Вон, медведь что делает после зимней спячки? Сразу ищет первую травку. А у тебя верный инстинкт подавлен разумом…» — «Что? Что ты сказала? — вдруг оживился Волновой. — Верный инстинкт подавлен разумом?» — «Ну да», — удивленно подтвердила жена.

«Значит, после зимней спячки рефлексы у медведя обострены?» — «Конечно. Ведь мозг на протяжении нескольких месяцев находится в состоянии полного отдыха». — «Ну ты же у меня и умница!» — внезапно умилился Волновой, расцеловал Валерию Сергеевну… и несказанно обрадовал ее, истребив целую миску салата.

Через три дня Игорь Петрович собрал в своем просторном кабинете руководство Звездного городка: присутствовал также новый, усиленно напускавший на себя серьезность заместитель министра. В углу скромно пристроились Стрижова, Панин и Акопян.

Волновой, как всегда, изложил свою мысль кратко, без словесных узоров. Ни у кого нет сомнений в том, что искусственную «пещеру» на Фобосе должен обследовать ее первооткрыватель — Акопян. Но чтобы увеличить вероятность успеха, Акопяна надо подготовить особым образом. Сигналы из толщины скал адресованы непосредственно мозгу? Значит, мозг должен быть в наилучшей форме для приема этих сигналов. Факторы перелета действуют угнетающе? Стало быть, надо свести действие этих факторов к минимуму, чтобы на Фобосе вышел свежий человек, не измученный ускорениями, перегрузками, многомесячным сидением в стальной коробке. Как этого добиться? По расчетам, проделанным по просьбе Волнового на компьютере центра психофизиоподготовки, гипнотического отдыха будет недостаточно. Есть предложение погрузить Акопяна в долговременный сверхглубокий сон — анабиоз. Пусть проведет время вплоть до прибытия к цели в специальном боксе, при пониженной температуре. Такие устройства есть в институте криогенной биологии. Все жизненные процессы будут приостановлены. Сурена следует «разбудить» только перед самой высадкой на Фобос. Он приступит к работе полностью отдохнувший, с чистым мозгом и «обновленными» реакциями, чуткими, как у новорожденного.

— Интересно, а кто будет исполнять обязанности бортинженера? — не выдержал в своем углу Акопян.

— Бортинженеров у нас хватает, — строго сказал Волновой. — А человек, побывавший в «пещере» Фобоса, пока один. Если тебя не устраивают твои новые штатные обязанности, можешь отказаться. Твое право.

Сурен поспешно сказал:

— Нет-нет, я готов. По крайней мере принесу пользу людям, как утешал петух, когда его несли на кухню!

Участники собрания оживились, прозвучал смех.

— Я бы на вашем месте не спешил с изъявлением готовности! — покачал головой замминистра. — Мы пока еще только выслушали предложение товарища Волнового. Оно несколько… э-э… неожиданно, и его следует подробно обсудить. Ваше мнение, Семен Васильевич?

Тарханов, мгновенно обретая академическое величие, наморщил лоб и задумался. Все ожидали в молчании. Наконец начальник психофизиослужбы сказал, пожимая плечами:

— Не знаю. Вроде бы симпатичная идея. У меня особых возражений нет. Пожалуй, только небольшое дополнение. Вы не боитесь, что за время спячки организм изрядно истощится? Тогда и чуткость мозга пострадает…

— Ну нет! — возразила Марина. — Обмен веществ будет настолько замедлен, что ткани не успеют отдать свои запасы.

— Пожалуй, — кивнул Тарханов. — К тому же можно будет все время оценивать состояние «спящего» по данным приборов. Если надо, подкормим. То ли с помощью зонда, то ли ненадолго разбудив. Там решим.

— Допустим, — густым басом сказал коренастый, густобровый начальник комплекса тренажеров. — А как с адаптацией? Ведь уснет он при искусственном тяготении, в то время как на Фобосе практическая невесомость. Такой резкий переход может также отрицательно сказаться на работоспособности, на нервных реакциях…

— Вот именно, — назидательным тоном сказал замминистра. Ему явно не нравилось предложение Волнового, и он искал предлога, чтобы восстановить присутствующих против идеи анабиоза. — Как вы решите проблему адаптации?

— Ну на этот вопрос, наверное, я и сам отвечу, без помощи медиков. — Игорь Петрович поднял указательный палец. — Гипноз! Мы проведем адаптацию в ускоренном темпе, за несколько часов, перед самой высадкой. В эти часы может быть вложено субъективное ощущение нескольких прожитых суток. Сначала Сурену будет казаться, что он работает при нормальном земном тяготении — «единице»; затем при половине, при четверти и так далее, вплоть до нуля. Подобные опыты проводились. Верно, Семен?

— Верно, — подтвердил Тарханов. — Но все равно, прежде чем принять окончательное решение, надо будет поставить эксперимент. Скажем, анабиоз на двое-трое суток с постепенным выходом в условиях гипновнушения.

— Правильно! — обрадовался замминистра. — Сейчас ничего не будем решать. Сначала — эксперимент! Так и постановим…

— В принципе и мне идея кажется интересной, — задумчиво произнес главный конструктор корабля, старик с традиционной «профессорской» внешностью. — Но… здесь кто-то говорил о необходимости поместить в корабль устройство для анабиоза? А мне помнится, что оно представляет собой этакий саркофаг с собственной системой жизнеобеспечения, весом не в одну сотню килограммов. Знаете, сколько это потребует добавочного топлива? Не говоря уже о том, что «Контакт» полностью собран, готов к полету: весь корабельный инвентарь, все экспедиционные запасы распределены по местам, на учете каждый кубодециметр помещений… Куда вы намерены поставить ваш ящик? — Конструктор воинственно задрал седую бородку клинышком.

В кабинете опять воцарилось долгое, тревожное молчание. Только лицо замминистра окончательно прояснилось, даже легкая улыбка заиграла в углах губ. Он никак не хотел отвечать за космонавта, три с лишним месяца покоящегося в охлажденном саркофаге на грани смерти…

— Гм… Можно мне? — как школьник, поднял руку Акопян. Волновой с сомнением покосился на «кавказца», но все же разрешил.