Фредерик Бегбедер - Вечная жизнь Страница 3

Всемирная организация здравоохранения (1211, Женева 27, авеню Аппиа, 20) точно не рекомендует есть фондю на завтрак, но радость Роми была важнее нашего бессмертия. Мы «приземлились» в La Réserve, гостинице на берегу Женевского озера. Я лениво проглядывал спа-меню, предлагающее программу «против старения» с генетической диагностикой «биоиндивидуальности», а моя малышка уснула на бархатном диванчике, выбранном самим Жаком Гарсиа[40].

В холле Университетской клиники Женевы стояли старые «радиоактивные» аппараты – странные допотопные предки медицинских ультразвуковых сканеров. Ядерная наука 1960-х уступила место менее громоздким микроманипуляциям. Снаружи сидели на газонах студенты-медики, а в здании молодые интерны в белых халатах суетились вокруг пузырьков, колб, пробирок и гистологических стекол. Здесь занимались одомашниванием человека, пытались исправить дефекты Homo sapiens, улучшить старину-позвоночного. Швейцария не опасалась постчеловечества, зная, что человек по природе своей несовершенен. Счастье напоминало этакий симпатичный кампус, будущее обещало стать молодежным кино о медицинской среде. Роми просто булькала от возбуждения: в примыкающем к клинике саду она заметила крытую галерею с качелями, трапецией, кольцами и турникетом.

Отдел медицинской генетики медицинского факультета Университета Женевы «дислоцировался» на десятом этаже. Профессор Антонаракис, одетый в поло бутылочно-зеленого цвета, напоминал не доктора Фауста, а помесь Коэльо с Хопкинсом. Такой же доброжелательный, как Пауло, и магнетически обаятельный, как Энтони. Президент Human Genome organization (HUGO) оглаживал седую бородку и протирал очки в металлической оправе, на манер витающего в облаках профессора Турнесоля[41], и рассказывал, как человечество будет мутировать, радуясь и веселясь. Роми сразу влюбилась в этот его облик new age[42]: теплый взгляд, дружелюбная улыбка, счастливое будущее. В кабинете профессора царил неописуемый беспорядок, настоящий хаос алхимика-биотехнолога, но хаос организованный. На козлах стояла гигантская пластиковая модель ДНК. Я читал название книг на полках: «История генетики» – том 1, том 2, том 3, том 4, том 5… Новизна геномных открытий успела стать историей для этого специалиста международного масштаба. Компьютер превратился в цветочный горшок. Постатомный флорист «посадил» в него стальные штыри с капсулами Nespresso на концах. Да уж, такой букет никогда не завянет…

– Мы очень вам благодарны за то, что уделили нам толику вашего бесценного времени, профессор.

– У нас впереди вечность…

Глаза у Антонаракиса были голубые, как горные ледники или небо над Швейцарией.

– Можете объяснить моей дочери, что такое ДНК?

– Мы рождаемся с индивидуальным геномом – все, без исключения. Это гигантский текст на три миллиарда «букв», помноженный на два (ваш отец, ваша мать). Все мы уникальны, потому что наш геном уникален, у всех, кроме монозиготных близнецов. Позже добавляются соматические мутации, связанные с внешним воздействием: солнце, пища, лекарства, загрязнение воздуха, гигиена жизни и т. д. Последствия влияния внешних факторов изучает эпигенетика[43]. Старение тоже персональный фенотип, некоторые стареют быстрее других.

Профессор говорил на прекрасном французском с теплым греческим акцентом. Нам будет уютно в постчеловеческом мире, населенном клонами доктора Антонаракиса.

– Клетка бессмертна, – продолжил он. – Первые люди появились в Марокко 300 000 лет назад. До них существовал другой вид, а до него – еще один. А их most common ancestor – общим предком – была клетка. Она есть во мне и в вас обоих. Я передаю ее новому поколению со спермой, а вы, мадемуазель, сделаете это однажды через яйцеклетку.

Мне показалось, что Роми еще мала для курса репродукции человека, и я в спешном порядке сменил тему:

– Значит, во всех нас есть частица бессмертия?

– Конечно! Нельзя создать новую клетку, но можно перепрограммировать существующие, ввести в них новые гены и стереть некоторые старые, чтобы изменить судьбу. Сегодня нам не под силу изготовить новую бактерию, хотя не исключено, что через два-три года мы это сумеем.

– Расскажите о секвенировании[44].

– Сегодня это очень легко. Берут два миллилитра вашей слюны и выделяют ДНК. Когда я начинал тридцать лет назад, все делалось вручную, теперь можно за неделю увидеть все ваши три миллиарда «букв» и благодаря компьютерному обеспечению сравнить их с референтным образцом, окончательно выделенным в 2003 году. Работа над международным проектом, в котором я имел счастье участвовать, началась в 1990 году. Назывался он Human Genome Project. База данных доступна для всего мира.

– Референтная ДНК принадлежит американцу Крейгу Вентеру?[45]

– Он работал параллельно с нами. В США стал первым вместе с еще несколькими людьми, в том числе нобелевским лауреатом по медицине 1978 года Гамильтоном Смитом. Это условность, и это не значит, что ДНК Крейга обязательно и безусловно нормативна, просто ее секвенировали первой и с тех пор изучают вариации, сравнивая с ней.

– Папа, можно мне на улицу?

Мы с профессором переглянулись. Очевидно, что качели в саду показались моей девочке занимательнее лекции по генетике.

– Да, но я должен видеть тебя из окна. Не выключай телефон и не качайся стоя. И…

– Папа, я запрограммирована на тысячу лет, значит могу покататься с горки. Проблем не будет, обещаю.

Доктор Антонаракис расхохотался:

– Мадемуазель, ваш геном еще не секвенирован, так что информацию требуется проверить! Если хотите, – он повернулся ко мне, – моя ассистентка составит Роми компанию.

Он нажал на кнопку, появилась темноволосая девушка в белом халате. Она пришла в восторг от перспективы поработать нянькой на свежем воздухе. Две юные красотки, хихикая, покинули кабинет.

– На чем мы остановились? – спросил Антонаракис.

– На Крейге Вентере. Я познакомился с его работами в Сети. Он – истинный Виктор Франкенштейн: создал искусственный геном клетки бактерии Micoplasma capricolum и, по слухам, воскликнул: «Оно живое!» – как безумный герой Мэри Шелли. Помните, доктор Франкенштейн кричит: «Оно живое!» – когда его создание, сшитое вручную здесь, в Швейцарии, начинает дышать и шевелиться после нескольких электрических разрядов, а потом встает на ноги и душит всех подряд?

– Я не читал «Франкенштейна», но понимаю, куда вы клоните! Вентер искусственно синтезировал циклическую хромосому. Он имплантировал ее в крошечный живой организм – другую клетку, после деления которой образовалась новая клетка, полностью управляемая искусственным геномом. Он не отказал себе в удовольствии пошутить – засунул в кодовое обозначение этого генома свои инициалы: JCVI-syn1.0. Искусственное создание живет и размножается.

– Я бы назвал все это луддитским опытом, профессиональной шалостью. Очень увлекательно создавать бактерии на компьютере, но что с того человечеству?

– Однажды такие вот шалости позволят нам создать новые материалы – гибридное топливо, фантастические сплавы…

Я считал, что еду в Женеву готовить ток-шоу, а сейчас вдруг осознал, что дело в другом. Тогда я воспользовался профессиональным трюком «растерявшегося телевизионщика»: опустил глаза и прочитал по бумажке следующий вопрос:

– Полагаете, секвенирование ДНК может продлить мою жизнь?

– Если вы больны, мы узнаем причину болезни. Существует около 8000 генетических заболеваний. Тестируя вашу ДНК, мы уже сейчас можем определить 3432 из них. Пренатальная диагностика помогает выявить генетические отклонения на стадии внутриутробного развития, это позволяет принять своевременное решение о прерывании рискованной беременности в случае обнаружения необратимых патологий у плода. Секвенирование открывает доступ к лечению определенных заболеваний и «оповещает» об онкологии. Современные исследования достоверно подтверждают версию о генетической природе рака. Установлено, что причиной развития всех его форм являются мутации ДНК, мы разносим их по категориям и подбираем индивидуальное лечение. Секвенирование дало ученым статистический инструментарий. Однако я рекомендую подобные исследования пока только по поводу болезни Альцгеймера и рака молочной железы.

– Вы в «Клинике Генома» делаете подобные предсказания. Можем ли мы сказать, что секвенированная ДНК заменила стетоскоп?

– Швейцарскому государству не нравится сочетание обнадеживающе-победительного «генома» с тревожным словом «клиника», предпочтительнее говорить о «геномных консультациях». И вы ошибаетесь: мы проводим скрининг[46] на болезни, а не на предрасположенности.

– Какие «предсказания» научно достоверны?