Анна Анакина - Мы выбираем дороги или они нас?.. Часть 1. Магическая фантастика Страница 3

Воспоминания воспоминаниями, но сидеть в потёмках и гладить соломенный матрас надоело. Глаза постепенно привыкли, да и луна помогала, и Владимир обнаружил, что на столе стоит керосиновая лампа, а рядом коробок спичек.

– Вот спасибо! – усмехнулся, обрадовавшись, и покрутил его в руках. – Словно знали, что не курю и спичек у меня, отродясь, не бывало.

Встав с кровати, зажёг лампу и, приподняв её, осмотрелся. Комната не выглядела запущенной. Ни пыли, ни паутин на окнах, даже веничек стоит у двери. Печь будто только выбелена. Стол не покрытый, но гладкий, словно его совсем недавно выскоблили. Владимир вспомнил, как бабушка ножом чистила стол в кухне. Этот выглядел так же.

Он поставил лампу обратно на стол и вернулся к кровати. Подушка отсутствовала, но старая железная сетка прогибалась так, что голова по отношению к телу и без неё оставалась на высоте.

Скинул туфли и пошевелил пальцами, немного удивляясь тому, что носки сухие и от мокроты и холода, возникшего, пока шёл сюда, ничего не осталось. Сильно задумываться по этому поводу не стал, потянулся, зевая, и лёг, не раздеваясь. Кровать тихо скрипнула, и в наступившей тишине, глядя на огонёк колышущейся в лампе, Владимир почувствовал сильную усталость. Глаза заволокло туманом, и молодой человек погрузился в спокойный тихий сон.

Глава 2

Владимир проснулся от приятной мелодии, нежно окутывающей его словно тонким воздушным одеялом. Хотя звук проник в голову, но веки отказывались подчиниться импульсу пробуждения. Они заставляли не слушать музыку, а вновь погрузиться в сон. Первое пришедшее на ум: «Соседи что, сошли с ума? Ночь, а они там…» тут же сменилось осознанием, что по большей части его окружают пенсионеры и уж точно они не стали бы церемонится. Наряд полиции давно бы прекратил этот музыкальный шабаш. Несколько секунд ушло на то, чтобы вспомнить произошедшее накануне: несостоявшаяся командировка и блуждание в лесу под дождём. А вместе с этим и пришло то, где сейчас находится. Владимир резко сел, протёр кулаками никак не желающие просыпаться глаза и осмотрелся: всё те же два оконца с занавесками, стол с зажжённой им керосиновой лампой. Язычок голубоватого пламени чуть подрагивал, словно на последнем издыхании. Владимир потрогал матрас, на котором сидел, и железную кровать. Ничего не изменилась с момента его появления в этом домике. Почти ничего. Печь выглядела вроде так же, но вот в стене возле неё появилась дверь. Владимир точно помнил, что когда ложился, никакой двери не существовало. Секунда и дверь чуть приоткрылась, впустив в комнату немного света. Музыка стала громче. Именно за этой дверью и находился её источник. Владимир встал, машинально прихватив со стола лампу, хотя в этом не было необходимости, и медленно подошёл к дверям. Потом взглянул на керосинку, усмехнулся, поняв, что не нужна она ему, и поставил на небольшой выступ у печи. Протянул руку к сверкающей позолотой дверной ручке, собираясь открыть и на несколько секунд замер, стараясь поверить в происходящее. Прислушался, обернулся, взглянув на кровать, и вновь посмотрел на дверь. Ничего не изменилось, и музыка не исчезла, но появилось странное чувство, словно его там ждут. Ждут и зовут, хотя кроме музыки других звуков не доносилось. Знакомые мурашки пробежали по спине. Отбросив в сторону мысли о темной лестнице, Владимир, чувствуя себя первооткрывателем, затаив дыхание, осторожно прикоснулся к ручке. Вместо ожидаемого открывания двери легкий порыв ветра немного приподнял Владимира над полом, крутанул и тут же кто-то сильно дёрнул его за ноги. Ослеплённый резко возникшим ярким светом, Владимир прикрыл глаза рукой, понимая, что лежит на полу. Музыка гремела со всех сторон, смешиваясь со смехом, каким-то шелестом, шарканьем множества ног по полу.

Владимир медленно приоткрыл глаза. Маленькая горница с печкой, кроватью, оконцами и дверью исчезла. Владимир лежал между высокой светлой стеной и диваном с красной обивкой, на котором кто-то сидел, раскинув руки по спинке, постукивая пальцами в такт музыке. Стараясь не коснуться этих рук, Владимир, осторожно придерживаясь за спинку дивана, сначала встал на колени, выглядывая из-за головы сидящего, стараясь понять, куда он попал, а потом и выпрямился во весь рост.

Он оказался в огромном зале, заполненным танцующими парами. Свет заполнял всё пространство исходя от величественных люстр, свисающих с безмерно высокого потолка; отражаясь от позолоты мебели: диванов и кресел, имеющих невероятное количество расцветок, а так же столиков меж ними; от украшений, которые в избытке сверкали на каждой даме.

Привыкнув к яркому освещению, Владимир медленно вышел из-за дивана, и стоя у стены с интересом продолжал рассматривать присутствующих.

Танцующие пары словно и не заметили появления нового гостя, одетого в костюм, совершенно непохожий на наряды кавалеров, да ещё и без обуви, но зато в белоснежных носках. Вспомнив о них, Владимир, взглянул себе на ноги, хмыкнув с удивлением. Казалось, он сильнее поразился их чистоте, нежели месту, куда попал.

Слабостью Владимира в одежде всегда являлся белые цвет. Ему отдавалось предпочтение. Как только мама впервые купила ему такие носки, он стал отказываться от других расцветок. То же самое произошло с рубашками, носовыми платками и любым нижним бельём. Даже костюмы он предпочитал светлые, а летом неизменно белые. Исключением являлись туфли и любая тёплая одежда. Но и тут всё должно было иметь светлый оттенок и никогда ничего чёрного. А ещё он не любил красное и огонь, так привлекающий всех. Но в нём он никогда не вызывал трепета.

И сейчас, оказавшись в этом зале, его больше заинтересовали собственные носки, чудесным образом, оказавшиеся совершенно чистыми, нежели происходящее вокруг. «Странно», – промелькнуло в голове. Он хорошо помнил то чавкающее чувство ботинок, которое испытывал идя ночью на огонёк по раскисшей от дождя земле.

Вальс сменился мазуркой, потом менуэтом, затем ещё каким-то дивным танцем с подскоками и постоянной сменой партнёрш. Владимир совершенно не разбирался в танцах, но с удовольствием наблюдал за происходящим. Вспомнился выпускной бал в школе и подготовка к нему.

«Бал!..» – всплывшее воспоминание заставило улыбнуться. Кто только придумал назвать то, что происходило тогда в школе, таким странным словом? Классная – преподаватель литературы – дама уже давно пенсионного возраста, выпускающая в последний раз учеников во взрослую жизнь, так старалась научить парней хоть немного танцевать. Но всё закончилось с первыми нотами на выпускном балу. Как только Клавдия Петровна объявила «Школьный вальс» для своего 10 «А», то вопреки ожиданию молодёжь начала скакать, как оголтелая, совершенно не обращая внимания на мелодию, льющуюся из старого магнитофона. У этих ещё вчерашних мальчиков и девочек давно существовали свои кумиры, а вальс давно вышел из моды. Из их моды.

А вот здесь, куда странным образом переместился Владимир, происходил бал, настоящий, какого он и не видел никогда. Сейчас он смотрел и жалел, что так и не научился танцевать. Раньше он и не задумывался, что танцы могут вызывать не только бешеное сердцебиение и прилив крови к лицу, но ещё и такие необычные, приятные чувства, от которых слегка кружится голова, на лице расплывается улыбка, тело немного раскачивается, а ноги, забыв о том, что босы, начинают пританцовывать на месте.

Очередной танец завершился, и пары стали расхаживать по залу. Дамы, одетые в красивые платья с кринолинами, обмахиваясь веерами, улыбались своим кавалерам. А те, проводив их к диванчикам или к столикам с креслами, расположенными вдоль стен зала, откланивались и начинали высматривать новую партнёршу для следующего танца. Дамы перешёптывались и, смеясь, прикрывались веерами, не забывая кокетливо поглядывать на мужчин.

«Куда это я попал?» – с интересом наблюдая за людьми, подумал Владимир и поймал себя на мысли, что почему-то он не удивлён, хотя это и не казалось сном. Да и его присутствие на этом балу совершенно никого не смущало. Воспользовавшись временным перерывом, Владимир решил хорошо всё рассмотреть. Обернулся и несколько раз пробежался взглядом по стене за своей спиной, от пола до потолка и обратно, словно пытался рассмотреть на ней то, чего там и не могло быть. Никакого намёка на дверь он не обнаружил, но даже не удивился, будто ожидал подобного. По левую руку, вдоль стены расположился оркестр. Музыканты в чёрных фраках, в белоснежных рубашках со сверкающими галстуками-бабочками, сидели, образуя небольшой полукруг. Их гладко прилизанные волосы, уложенные в одинаковые причёски, внимательные глаза, обращённые к дирижёру, делали всех очень похожими. Словно это был оркестр близнецов. Лишь дирижёр сильно выделялся на их фоне. Он стоял перед ними и плавно помахивал правой рукой, видимо, чтобы оркестранты не расслаблялись. Но смотрел дирижёр не на музыкантов. Он, немного повернув торс, покачивая головой, постоянно менял выражения лица. Его взгляд быстро «бегал» по отдыхающим дамам и кавалерам. Можно было лишь догадываться, что он под звуки какой-то мелодии, слышимой лишь ему одному, читает по лицам людей, готовы ли они к следующему танцу или хотят ещё передохнуть. В какой-то момент дирижёр принял решение и, не оборачиваясь к оркестру, сильней взмахнул рукой. Этого оказалось достаточно, чтобы музыканты начали играть. Дирижёр весь завибрировал, словно его тело не имело костей. Он управлял оркестрантами не только руками, но всевозможными телодвижениями и даже лицом. Постоянно меняющаяся мимика отражала каждый такт. Он успевал посмотреть и на музыкантов, и на танцующие пары. С нарастанием темпа музыки подвижнее становился и сам дирижёр. Или правильнее сказать, чем шустрее он двигался, оставаясь на одном месте, там быстрее играли музыканты. И несомненно, дирижёру доставляло удовольствие то, что он делал.