Валерий Михайлов - Симфония для рояля и города Страница 3

Помещение клуба было выстроено в виде амфитеатра. На арене… Линолеум был застелен полиэтиленовой пленкой, на которой стоял пластиковый стол-доска с расставленными фигурами. По обе стороны стола стояли кресла, также застеленные пленкой. Сбоку стола – медицинская тележка, накрытая марлей. Игроков еще не было, зато зрительские места были заняты почти все.

С мелодичным звуком одновременно открылись двери с двух сторон арены. Зрители почтительно встали с мест. На арену вышли игроки. Одному из них было чуть больше пятидесяти. Другой, скорее похожий на боксера-рэкетира, был чуть старше двадцати. Когда игроки заняли места за столом, на арену вышли люди в белых халатах с закрытыми ватно-марлевыми повязками лицами. На руках у них были хирургические перчатки.

Началась игра. Минут тридцать на доске развивалась интрига, суть которой я не понимал совершенно. Игроки делали все, чтобы только не идти на размен фигурами. Наконец рефери торжественно произнес:

– Конь бьет пешку!

По залу прошла волна нервного возбуждения.

Лишившийся пешки игрок (спортсмен-рэкетир) заметно побледнел.

– Могу я сначала выпить? – спросил он.

– Чего желаете?

– Водки. Сто грамм.

– Вам еще играть.

– Я знаю.

– Ваше право.

Рефери щелкнул пальцами, и на арену выбежала красавица-официантка со стаканом водки на подносе. Игрок залпом осушил стакан.

– Я готов, – сказал он.

К нему подошел человек в белом халатае с похожим на садовый секатор инструментом и тампоном, обильно пропитанным раствором йода. Он тщательно обработал йодом указательный палец на левой руке, после чего, так, чтобы было видно всем, ловким движением… Палец упал на пол. Потекла кровь. Надо отдать должное игроку, он даже не закричал.

– Настоящий игрок, – услышал я шепот дежурного представителя шахматного клуба, – должен стать единым целым с происходящим на доске. Экстремальные шахматы максимально приближают нас к этому идеалу. Каждая фигура – это часть тела игрока.

– Король – это голова? – спросил я.

– Голова – это голова. Король – это половые органы.

– А если женщина?..

– В этом случае во влагалище вводится специальная осколочная петарда…

Я представил себе эту картину, и меня бросило в холод.

– Ладья берет королеву! – произнес приговор рефери.

На этот раз не повезло «старику».

– Позвольте сигаретку… – заикаясь, попросил он.

– Какие предпочитаете?

– «Герцеговину флор».

– Потеря королевы – это почти что гарантированный проигрыш, – прокомментировал происходящее дежурный.

Игрок сломал две сигареты, прежде чем ему удалось закурить. У него уже не было трех пальцев. На левой руке противника не было пальцев вообще, а на месте левого уха была кровавая рана. Удивительно, как эти люди могли продолжать играть.

– Я готов, – произнес игрок, роняя сигарету в лужицу крови.

Люди в давно уже потерявших белизну халатах усадили его в кресло, вставили в рот кольцо. Затем один из них ловко схватил язык специальными щипцами и вытащил его изо рта, насколько это было возможно. Второй одним быстрым движением скальпеля…

Нечеловеческий крик…

Игрок медленно валится на пол. Его подхватывают под руки, что-то колют в вену, дают нашатырь…

– Вы можете продолжать игру? – спрашивает рефери.

Тот кивает головой. Движение приносит боль. Боль и потеря крови мешают ему сосредоточиться на игре. В результате он теряет глаз и второе ухо.

– Шах, – произносит рефери.

Люди в белых халатах срывают с держащегося из последних сил мужчины штаны, пропитанные кровью, мочой и полужидким калом. На гениталии надето кольцо. Скальпель поблескивает в свете ламп.

Шах… шах… шах… Потеря второй ладьи… мат.

Скальпель отсекает детородный орган. Игрок без сознания. В зале мертвая тишина. Слышно, как кровавый кусок плоти падает на пленку…

Воспоминания о «Вавилоне» важны потому, что именно там я впервые услышал о Цирцее от странного типа по имени Билл. Дело было в одном из множества кафе «Вавилона».

Для тех, кто, подобно мне, нихрена не смыслит в мифологии, поясняю: Цирцея – это волшебница, проживавшая на острове Эя. Прославилась тем, что когда к ней в гости зарулил Одиссей с компанией, она всех, кроме него, превратила в свиней, за что и получила репутацию отрицательного героя. Я бы не стал делать поспешные выводы относительно ее морального облика, особенно после того, как ко мне начали частить в гости родственники.

Главным достоинством и недостатком «Цирцеи» является полное отсутствие каких-либо формулировок или точных инструкций. Являясь результатом подсознательно-инстинктивного взаимодействия, она на интуитивном уровне заставляет людей поступать именно так, «как надо», с исключительно предусмотренными отклонениями от заданных параметров. «Цирцея» повсюду, но мало кто в состоянии заглянуть ей в лицо.

На примере гостиницы «Цирцея» выглядит так:

Согласно правилам гостиницы, постояльцы не имею права ни вносить, ни выносить какие-либо ценности на или за территорию отеля. Поэтому все, что находится внутри, является собственностью гостиницы, и материально ответственному представителю администрации гостиницы в принципе глубоко по барабану, находятся все стулья в одном номере или равномерно распределены по всем номерам. На этом основан принцип перемещения: Внутри гостиницы разрешается добровольное перемещение имущества, как реального, так и надреального. Ко второй категории в нашем мире относятся деньги в любых своих формах, а в гостинице эту роль играют привилегии. Привилегия – это право на дополнительные, не входящие в оплату номера, услуги. Привилегии ни в коей мере не являются деньгами, поэтому при выходе из гостиницы, ты не можешь их взять с собой или поменять на деньги. Вне гостиницы привилегии – ничто. Об этом знают все постояльцы, но практически никто не хочет думать до выписки из гостиницы. Другим фактом, который практически никто не хочет осознавать, является временность пребывания в «Вавилоне». Нельзя проторчать в гостинице всю жизнь. Особо недогадливых попросту просят съехать.

Но, как я уже говорил, люди не склонны осознавать эти факты. Людям свойственно попадаться на крючок собственности. Причем в отличие от эфемерной собственности, крючок оказывается самым, что ни на есть настоящим. За привилегии человек готов пойти на все, что угодно. Дело лишь в цене, то есть в количестве привелегий, а так как для большинства тех, с кем мне приходилось иметь дело, привилегии очень быстро превращались в самоцель, их можно даже не обеспечивать реальными услугами и вещами. Привилегии ради привилегий – вот основной принцип «Операции Цирцея». Достаточно быть тем, кто их раздает, и ты – бог для большей части двуногих, готовых ради твоих подачек бесконечно долго держать сахарок на своих недособачьих носах. Другими словами, контролируя перемещение предметов внутри гостиницы, то есть, ничего не теряя, администрация фактически превращает своих постояльцев в рабов, большинство из которых даже не пытаются потратить и половины своих привилегий. А для того, чтобы заставить человека отказаться пользоваться привилегиями, достаточно соединить в подсознании людей уровень их значимости с количеством привилегий на счету.

Конечно, кое-что про запас было и у меня, но я собирался растратить все ко дню выезда из гостиницы. Благо, в отличие от дня смерти, эта дата мне была известна. Таких, как я, понимающих, что иллюзия собственности – это рабство, были единицы. Еще меньше людей понимало, что отказ от собственности – это тоже рабство, только с более худшими условиями проживания. И практически никто не понимал, что все это: собственность, нравственность, законы природы, социальные законы, правила поведения, и так далее, не более чем правила игры, именно игры, и что нужно относиться к этому как к игре.

– — – — – — – — линия отреза – - – - – - – —

Пикник у меня на даче. Нас трое: кроме меня Вадик с очередной подругой. Я не помню ее имя. Мы сидим возле костра. Пьем пиво, разговариваем ни о чем.

– Мне приснился странный сон, – рассказывает подруга Вадика. – Мы играли пьесу. Уже не помню, какую. Текст и постановка были бездарными, актеры… – она поморщилась. – Костюмов не было. Нет, мы не были голыми. Каждый из нас был одет в какое-то домашнее тряпье: затасканные халаты, спортивные штаны с вытянутыми коленями, тапочки. На лицах у нас были маски. Они и определяли роль. Как обычно, на сцене была одна жизнь, за кулисами другая. Там были грязь, интриги, подлость… Это у нас получалось великолепно. У одних лучше, у других хуже. Борьба шла за маски. Одним нужны были маски первых ролей, другим короля и королевы, третьим… Были и такие, кто стремился к маске постановщика или даже самого автора. За время спектакля автор и постановщик менялись несколько раз, но пьеса от этого не становилась ни лучше, ни хуже. Кто-то выигрывал, кто-то проигрывал… Не было лишь тех, кто хоть раз попытался избавиться от маски и выйти на сцену со своим настоящим лицом…