Я живу в октябре - Лыков Максим Страница 3

Эч развёл длинные руки и стал похож на тонкое дерево с развесистыми ветками.

– Что вы хотите от проклятого?

Феликс поджал губы. Он почти ненавидел этого долговязого попаданца.

– Впрочем, есть ещё одна возможность, – сжалился Эч. – Если моя миссия увенчается успехом, я расскажу о вашем горе моим друзьям. Вашего положения это не изменит. Но, возможно, вы будете не столь одиноки.

После чего он исчез, рассыпавшись блестящей мишурой. А потом пришёл черед и Феликсу…

Проклятый Эч… Надо же... Феликс покрутил головой. Сосед вновь испускал замысловатые рулады. Значит, Эч обещал прислать друзей, если его миссия удастся. Если удастся…

– Пусть тебе повезёт, Эч! – торжественно прошептал Феликс и опрокинул рюмку. Спать не хотелось категорически. Хотелось писать… Давно с ним такого не бывало.

Феликс уселся на стул, набросив одеяло как казачью бурку. Листок в пишущей машинке призывно заколыхался. «Мальчик осторожно брёл…

«Давай-ка родной, – подбодрил себя Феликс, вдарь-ка…»

***

По этажам «Солнечной долины» прокатилась побудка и тут же, без паузы, полилась бодрая спортивная мелодия. Феликс заворчал, кутаясь в одеяло. Но вернуться в тёплый сон не удалось. По гостиничному терему разносились утренние звуки: невнятные голоса, топот детей, жужжание электрических бритв.

Феликс поднялся, растирая лицо. На письменном столе небрежно рассыпавшись, лежали плоды ночного бдения – пара десятков листов. Надо бы подредактировать, дописать финал, и оформить набело. Завтра утром ещё можно успеть отправить почту, мелькнула мысль. Смысла в этом не было ни малейшего, всё равно к следующему полнолунию всё рукотворное обнулиться. Но… Есть большое «но». Взаправду ли был Проклятый Эч?

После творческих трудов хотелось есть. Феликс улыбнулся. Давненько у него не было такого хорошего настроения.

До стекляшки столовой он добежал, накинув лёгкое пальто. Морозец сегодня слабенький, температура растёт. Горнолыжники радуются – самые ранние пташки уже тянутся к подъёмнику.

Феликс потоптался у крыльца столовой, оббивая снег с ботинок.

– Доброе утро, Феликс! – поприветствовал его знакомый бас.

Усатый сосед-храпун.

– Здрастьте-здрастьте, – ответил Феликс. – Как спалось, Геннадий Павлович?

– Плохо спалось, – с обидой сказал сосед. – Вы ночью на печатной машинке стучали?

– Есть грех.

– Зачем так? Люди сюда отдыхать приезжают, а вы спать не даёте!

Геннадий Павлович с достоинством вошёл внутрь, больше не удостоив писателя ни словом.

Феликс фыркнул. Сегодня этот индюк показался ему даже забавным. Он решил немного постоять, пока Геннадий Павлович окончательно не скроется в недрах столовой. И тут заметил странного человека, неуклюже пробирающегося по сугробу от строящейся новомодной гостиницы «Горные вершины». Человек был одет одновременно легко и неподобающее. Если бы не обстоятельства, Феликс решил бы, что перед ним военный в хитром обмундировании. Или в крайнем случае рыбак. Когда военный рыбак выкарабкался из снежного плена, Феликс понял, что на голове у незнакомца не белоснежный берет, а седые волосы. Седой военный, отряхнувшись, осматривался.

– Эй! Заблудился, солдат?

Пришелец нашёл глазами Феликса и, призывно махнув рукой, энергично направился к столовой.

– Так, – подумал Феликс.

– Феликс Алексеевич? – поинтересовался военный.

– Так точно, – невольно подтянул живот Феликс. – Но…

– Меня зовут Павел. Я вас вчера видел.

– Вчера?

– В прошлом цикле, – пояснил Павел. – Я догонял Эча.

– Проклятого Эча?

– Если он так представился, – развел руками Павел. – Мы можем поговорить, Феликс Алексеевич?

– Давай. Я собирался завтракать. Ты где остановился?

– Я только что прибыл, Феликс Алексеевич.

– Да что ты заладил… – поморщился Феликс. – Просто Феликс. На ты.

– Неудобно, – пожал плечами Павел. – Вы всё-таки старше.

Феликс покосился на седые пряди.

– Разрешаю, солдат… Значит, талончика у тебя нет… – перевёл он разговор на другое. – Ну, пойдём, что-нибудь придумаем.

– Не волнуйтесь, я не голоден.

***

Когда улеглась суета с подносами и тарелками, Феликс расположился за своим любимым угловым столиком на двоих и пригласил Павла сесть рядом. На нового приятеля окружающие косились, но помалкивали. Про Феликса знали, что он писатель. А друзья у писателей, как известно, бывают разные.

– Ты точно не голоден? – виновато спросил Феликс. – Я умираю, как жрать хочется. Стоит написать какую-нибудь вещицу, так в брюхе целая Марианская впадина образуется.

– Не стесняйтесь, – сказал Павел. – Чая мне будет достаточно.

– Ну, как знаешь. Только давай всё-таки на ты.

– Хорошо. Что ты пишешь, Феликс?

Феликс принялся уплетать яичницу. Горячая пища приятно согревала брюхо, заставляя по-доброму глядеть на мир.

– Что пишу? – повторил Феликс, не переставая орудовать вилкой. – Мальчик Васька у меня на Белом море, и с ним приключилась целая история…

Он вкратце пересказал, что успел сотворить за ночные часы.

– И чем закончилось? – заинтересовался Павел.

– Не знаю пока, – беспечно отозвался Феликс. – Но классовую борьбу я выкину.

– А почему вы…то есть ты вдруг начал о нём писать, об этом мальчике?

– Почему? – удивился Феликс. – Что значит почему? Пишется и всё.

– Дело в том, – объяснил Павел. – Что я знаю эту историю с другой стороны. Как настоящую. Детали, конечно, отличаются, но суть отражена верно.

– Во как?

Они неловко замолчали, словно родственники, ненароком помянувшие за праздничным столом утопленника.

– Так значит, ты друг Эча?

– Это так.

– Его миссия удалась? Он обещал мне прислать кого-то из своих друзей, которые ну… как я…

– Я тоже в каком-то смысле лунник.

– Это так называется? Как-то инфантильно звучит.

– Есть много названий, – Павел пожал плечами. – Перейдём к делу?

– Давай.

– Тебе знаком профессор Сосновский? Математик?

– Ммм… а давно он стал профессором?

– Ученый математик по фамилии Сосновский, – поправился Павел.

– Знаком.

– Ты ему писал? Я имею в виду отсюда?

– Давай внесём ясность, – понизил голос Феликс. – Ты из будущего? Как Эч? Откуда ты знаешь про мои писательские дела?

– Это долго рассказывать, Феликс. Я хочу сначала понять, сможем ли мы договориться.

– О чём?

– Мне нужно спасти мир, и ты способен помочь.

Феликс собрал остатки яичницы хлебным мякишем и отправил его в рот. «Проще всё это объяснить сумасшествием, – меланхолично подумал он. – Все сумасшедшие. Эч, этот седой Павел. Или я умом трёхнулся. Воображаю, что во временном кармане, а на деле лежу где-нибудь в больничке в смирительной рубашке».

– Мир, говоришь?

Павел кивнул.

–