Нил Гейман - Интермир. Серебряная греза Страница 3

Когда-то я думал, что просто обделен путеводным инстинктом – уж такой уродился. Но за последние два года я понял, что все не так просто. Оказалось, что так паршиво я ориентируюсь только в трех основных пространственных измерениях: длине, широте и высоте. Однако существуют и другие направления, целая уйма. По крайней мере еще восемь, а то и больше.

Если вы повторите мою ошибку и попытаетесь зримо представить эти восемь направлений, под прямым углом отходящие от трех общеизвестных, у вас заломит лоб, будто от мороженого. Где находятся эти дополнительные измерения? Почему с ними нельзя взаимодействовать, как с тремя нам знакомыми?

Короче говоря, в тот самый миг, когда возникла вселенная, утверждают великие умы нашей Базы, эти величины были «компактифицированы» (звание ученого прелестно еще и тем, что можно выдумывать новые слова), то есть каким-то образом съежились до размеров меньше атомного диаметра. Если взять одну из величин «большой тройки» – скажем, направление «вверх», – ее можно использовать как бесконечный вектор и унестись прочь от Земли – миновать Луну, Марс, покинуть Солнечную систему и кануть во мрак. «Вверх» никогда не кончится.

Всё потому, что мы (во всяком случае, большинство из нас) обитаем в трехмерном мире (или, говоря формально, четырехмерном, если время считать за четвертое измерение). В трехмерном мире трем векторам хватает места, чтобы от точки разойтись под углами девяносто градусов: они взаимно перпендикулярны. (Время пока можно не брать в расчет, так как до определенной точки удаления по асимптотической кривой оно остается константой.) Но есть и другие вселенные, где правила «мягче» и для иных направлений остается больше «места».

Понимаю, представить это трудно. Но запомните: о вселенной мы знаем лишь то, что отфильтровано нашими органами чувств, а это далеко не всё. Возьмите, к примеру, спектр электромагнитных волн. Он включает в себя всю энергию, питающую космос: от длинных ленивых радиоволн, с которыми мы знакомы благодаря кухонным микроволновкам, до рентгеновских и гамма-лучей, которым хватает мощи пронизать целую галактику. А видим всего лишь крошечный ломтик из всего этого волшебного и бесконечного разнообразия энергии – какие-то жалкие семь цветов. Это все равно что получить приглашение на роскошный банкет, где вам позволено лишь подбирать объедки с тарелок.

Поэтому вспомните все, что сейчас я сказал, и попытайтесь вообразить все это разом. Представьте предметы невиданных цветов и текстур. Они перемещаются под немыслимыми углами, шныряют туда-сюда и преображаются, издавая удивительные звуки. Теперь все это перемешайте. И представьте, как это отражается в двух треснувших зеркалах, поставленных друг против друга. Примерно так и выглядит Промежуток.

Вот туда-то девушка нас и забрала, и это было самое мучительное из моих перемещений. Я уже и со счету сбился, сколько раз путешествовал по Промежутку, но еще никогда от прыжка меня так не мутило.

Еще не открыв глаза, я уже понял, где мы. Все мои органы чувств, внутренние и внешние, кричали об этом в один голос. Об этом же говорили невероятные переменчивые звуки: на первом плане – перезвон ветряных колокольчиков, а далеким фоном – автомобильные гудки, рокот, птичий щебет, шум воды и обрывки древнего, еще тридцатых годов, инструментала – «Пауэрхаус» Рэймонда Скотта[1], которого обожал мой отец. Если вы смотрели старый мультик «Веселые мелодии» от «Уорнер Бразерс», то, наверное, помните эту музыку. Пахло паприкой и шоколадом, а еще тянуло вязким лекарственным запахом, который я не смог определить. Ветерок то ласкал, будто перышко, то царапал, как мелкий наждак. И это, прошу заметить, я еще даже глаз не открыл.

А вот теперь открыл.

Я стоял на чем-то вроде глобуса от «Рэнд Макнелли»[2]. Планетка была футов двадцати в поперечнике, а я торчал из нее под углом в сорок пять градусов где-то посередке между экватором и южным полюсом, точно Маленький Принц на своем астероиде (если считать за южный тот полюс, что располагался «внизу»). Соратники мои тоже стояли или парили неподалеку на таких же штуковинах.

И что-то тут было не так.

Нелепая мысль: ведь в Промежутке по определению всё не так. Это, можно сказать, квинтэссенция нетакости, энтропийная свалка. Сказать, что здесь что-то не так, все равно как назвать лорда Догнайфа страшненьким.

Однако чувство «чего-то не такого» было безошибочным. Мало того, оно не отпускало.

Тут и Джо открыла глаза, и по их выражению я понял, что она чувствует то же самое.

– Куда ты нас приволок? – Во взгляде Джей/О читался укор.

– Никуда я вас не волок! – огрызнулся я. – Это всё девушка!

Формально командиром считался Джаи, но после того учебного задания, на котором все пошло наперекосяк и я спас команду из лап чародеев ХЕКСа, во всякой передряге взгляды товарищей обращались ко мне. Роль неофициального лидера имеет свои минусы, и это худший из них: чуть что, так ты сразу во всем виноват.

– Отлично, и куда же нас затащила твоя подружка? – В голосе Джо осуждения было не меньше, чем во взгляде Джей/О. Я вновь покраснел, что вряд ли говорило в мою пользу, однако попытался возразить:

– Вовсе она не моя…

Я не закончил, потому что соратники мои изумленно ахнули, уставившись куда-то мне за спину. Услышав незнакомый голос, я резко развернулся и принял боевую стойку. Знаю, это смахивает на дешевый боевик с кунг-фу, но в Промежутке учишься соображать быстро.

– Да, я тоже полагаю, что это скороспелый вывод, – произнесла таинственная девушка и опять мне подмигнула. – Мы же только что познакомились.

– Кто ты? – В голосе, задавшем вопрос, не слышалось ни капли страха, он был ясен и тверд, но, к сожалению, принадлежал не мне, а Джейкон. Я сумел только хрюкнуть. Казалось, язык мой завязался в гордиев узел.

– Друг, – просто ответила девушка, чуть дернув плечом. Дома, еще до того как мою жизнь заполонили Мульти– и Альтиверсумы и мои собственные версии, наделенные мехом, клыками, крыльями и бионическими имплантатами, я страстно, безудержно и навеки втюрился в девушку по имени Ровена. Иногда, робея или дурачась, она вот так же простодушно дергала плечиком. Я обожал этот жест, полагая, что ее смешат мои реплики типа «Контрольная была что-то с чем-то, а?» или «Они всерьез думают, что мы пробежим милю за восемь минут?».

– Яснее не стало, – сказал я и перешагнул с миниатюрной планеты на ярко-красный куб размером с чемодан, деловито выворачивавшийся наизнанку. Едва я на него ступил, он успокоился. Гравитация приладилась к новой мизансцене, а «планетка» моя съежилась в точку и исчезла. Я лишь скользнул по ней взглядом. Как ни странно, воспоминание о Ровене придало мне решимости. Вообще-то я никогда толком с ней не разговаривал. Что сказать такой девушке, если ты – всего лишь один из сотен школьников? Тогда во мне не было ничего особенного.