Андрэ Нортон - Камень предтеч Страница 3

Ничего не соображая, я пустился в бегство вниз по стене. Кто-то закричал снова и снова. Сколько времени потребуется на то, чтобы поднять на ноги весь дом или привлечь внимание прохожих? Наконец я отпустил руки и кубарем полетел вниз. Я не стал надевать ботинки, а сразу же побежал так, как не бегал никогда в жизни, не оглядываясь на шум, поднявшийся за моей спиной.

Я вихрем мчался вдоль домов, перебегая от одной подворотни к другой. Сзади слышались крики. Вопившей женщине удалось поднять по крайней мере своих домочадцев. И вдруг, в закоулке – память меня не подвела! – я разглядел сверкающие на двери глаза божества. Я бежал, глотая воздух открытым ртом, сжимая в руке лазер; ботинки, привязанные к поясу, колотили меня по бёдрам. Вперёд и вперёд – я всё время боялся, что кто-нибудь преградит мне путь к горящим глазам божества. Но никто не остановил меня, и, сделав последний рывок, я налетел на дверь, царапая её ногтями в поисках кольца, затем дёрнул за него. Секунду или две дверь, вопреки обещанному, казалось, сопротивлялась моим усилиям. Затем она поддалась, и я, споткнувшись, ввалился в проход, в котором горели факелы, придававшие яркий блеск глазам-маякам.

Забыв о двери, я шатаясь, побрёл вперёд с единственным намерением: оказаться внутри, подальше от шума, поднявшегося на улице. Тут я оступился и упал на колени, лицом вперёд, однако извернулся и вскочил, держа лазер наготове. Дверь уже закрывалась, заслоняя от меня бегущих по улице людей, сжимающих в руках сверкающие при свете факела ножи.

Тяжело дыша, я проследил за тем, как дверь закрылась, затем с облегчением сел. Пока я не попал на этот островок безопасности, я даже не подозревал, какого напряжения мне стоило бегство. Как приятно было просто сидеть на полу и знать, что больше не нужно никуда бежать.

Наконец я собрался с силами, натянул ботинки и огляделся. Хамзар, рассказывая о святилище, упомянул только лицо на двери и тот факт, что преступник, попав сюда может не опасаться преследователей. После такого рассказа я думал, что попаду в храм, а оказался в узком коридоре без дверей. Совсем рядом со мной была каменная стойка с двумя пропитанными маслом факелами, которые ярко горели, заставляя светиться глаза-маяки на двери.

Я встал и обошёл эту преграду, ожидая увидеть того, кто поддерживал огонь в ночи, но, повернувшись спиной к свету, обнаружил только продолжение коридора, пустого, в тёмном конце которого могло скрываться что угодно. Я осторожно двинулся вперёд.

Стены, выложенные из жёлтого камня, добываемого неподалёку (им же были вымощены центральные улицы), не были украшены живописью, в отличие от стен тех местных храмов, в которых мне удалось побывать раньше. Широкие плиты пола были сделаны из этого же камня, да и потолок, насколько мне удалось разглядеть тоже.

Местами они были стёрты ногами, как будто по ним ходили уже несколько столетий. Кроме того, повсюду на полу виднелись тёмные пятна, расположенные как попало, и это наводило на неприятную мысль: некоторые из тех, кто приходили сюда до меня, страдали от ран, полученных во время бегства, однако позднее никто не сделал ни малейшей попытки уничтожить эти следы.

Я добрался до конца коридора и обнаружил, что он круто сворачивает направо, этого не было видно, пока я не подошёл к повороту вплотную. Налево была стена. В узкий проход не попадал свет факелов, и в нём было почти также темно, как в переулках. Я вглядывался в темноту, жалея, что у меня нет с собой фонарика. Наконец, уменьшив мощность лазера до минимума, я выпустил пучок белых лучей, которые оставили глубокий след на покрытых пятнами плитах пола, но осветили мне дорогу.

Сделав всего четыре шага, я оказался в квадратном помещении, и луч моего лазера коснулся незажжённого факела, закреплённого в кронштейне стены. Тот вспыхнул, и я, заморгав, выключил оружие. Я стоял в комнате, обставленной так, как мог быть обставлен номер в дешёвой гостинице. На противоположной стене висела каменная раковина, в которую тоненькой струйкой стекала вода, она не переливалась через край, а снова уходила в стену.

Кровать с верёвочной сеткой была прикрыта циновкой из сухих, тонко пахнущих листьев. Постель не слишком удобная, но всё же на ней можно отдохнуть. У маленького столика стояли два табурета. Всё грубое, без привычной резьбы, хотя и отполированное от долгого употребления. В нише напротив кровати лежали фляги из тёмного металла, маленькая корзиночка и колокольчик. В комнате не было дверей, выйти из неё можно было только через коридор, по которому я пришёл. Мне подумалось, что хвалёное убежище становилось тюрьмой для человека, которому не хватало смелости покинуть его.

Я вытащил факел из кронштейна и с его помощью осмотрел стены, пол, потолок, но не нашёл ни малейшего отверстия. В конце концов я воткнул его на место. Потом моё внимание привлёк колокольчик, лежавший возле фляги. Колокольчик наводил на мысль, что им можно подать сигнал. Возможно, я получу какое-либо объяснение происходящему. Я позвонил изо всех сил. Несмотря на свои размеры, он лишь приглушённо звякнул, однако я позвонил ещё несколько раз, ожидая ответа, которого так и не последовало, наконец я швырнул его в нишу и сел на кровать.

Когда я получил ответ на свои нетерпеливые призывы, он застал меня врасплох: выхватив лазер, я вскочил на ноги. Голос, раздававшийся непонятно откуда, в нескольких шагах от меня, произнёс:

– К Носкальду ты пришёл, пребудь же в его тени, пока не угаснет четвёртый факел.

Лишь через мгновение я понял, что голос говорил не на шепелявом местном языке, а на бейсике. Но тогда они должны знать, что я – иномирянин.

– Кто ты? – мои слова сопровождались глухим эхом. – Дай мне взглянуть на тебя.

Тишина. Я снова заговорил, сперва обещая награду, если они сообщат о моём бедственном положении в порт, потом угрожая карами, которые постигнут их за зло, причинённое иномирянину, хотя, думаю, они были достаточно умны, чтобы понять, насколько пустыми были эти угрозы. Я не получил никакого ответа, даже знака, что я, по крайней мере, услышан. Голос, ответивший мне, мог быть записан на плёнку. Я не знал также, кем были здешние стражи. Священнослужителями? Но тогда, подобно зеленорясым, они не окажут мне никаких услуг, кроме тех, что налагаются на них обычаем.

Наконец я свернулся на кровати и уснул: мне снились сны, очень яркие сны, которые были не порождением дремлющего сознания, но воспоминаниями о прошлом. Я заново переживал некоторые события своей долгой жизни, говорят, это иногда происходит с умирающим.

Истоки моей жизни терялись в тени другого человека – Хайвела Джорна; в своё время это имя было известно на многих планетах; он чувствовал себя уверенно в таких местах, где даже патруль проходит на цыпочках, опасаясь, что его появление приведёт к насилию и кровопролитию. Прошлое моего отца было окутано туманом, как мелководные заливы Хаваки после осенних штормов. Я не думаю, что кто-нибудь, кроме него самого, знал о нём всё, во всяком случае, мы не знали. Спустя годы после его смерти по крупицам из намёков я восстанавливаю его образ, и каждый раз мне открывается что-то новое, и я вижу Хайвела Джорна в ином свете. Я был ещё совсем маленьким, когда тот орган, который заменял ему сердце, сжимался от внезапного предчувствия, и он принимался рассказывать истории, основанные, вероятно, на его собственных приключениях, хотя действующим лицом в них он всегда делал другого человека. Рассказывая их, он пытался научить слушателей, как надо торговать или вести себя в затруднительной ситуации. Он говорил в основном о вещах, а не о людях, которые были случайными персонажами, владельцами редкостей или произведений искусства.