Джон Кристофер - Смерть травы Страница 3

Убить семейную пару, а дочь этой пары склонить к сожительству, растолковав ей, что иначе никак. Ограбить первого встречного под тем справедливым предлогом, что у него есть, а у меня нет, а мне надо. Сбежать куда подальше от надвигающейся катастрофы, не сообщив всему прогрессивному человечеству об опасности (хотя аргумент в оправдание неколебим: «-Может, стоит рассказать им о том, что происходит на самом деле? — И нас тут же заберут за распространение ложных слухов»).

Нынче только ленивый не цитирует Николая Бердяева. Можно было бы сослаться на лень-матушку и не процитировать:

«Иногда хорошо идти по пути зла, так как это приведет к высшему добру». Н.Бердяев.

Можно было бы предпочесть иезуитов с их целью, оправдывающей средства. Или предпочесть ненавистника герани с его откровением, мол, морально все, что на благо революции.

Короче, осознанная необходимость. Свобода! А какая-такая, собственно, необходимость героям «Смерти травы» учинять антигуманные действа? Да такая необходимость: семью сохранить. Семья — ячейка общества. И это (рискну) правильно. Бог вообще начал с того, что создал всего-то одну семью — и вон их сколько расплодилось-размножилось! Правда, он, Бог, вздорно обиделся на самого себя (создал-то по образу и подобию своему) и наказал человечество: и рожать де в муках, и земля не будет давать силы, и в поте лица хлеб кушать… Вот ведь… хранитель praeservatio — …

Но если вдуматься, так ли необходимо осознанно нарушать добрую половину десятка заповедей, чтобы сохранить ячейку общества? Трава погибла? Вся трава погибла? И хлеб тоже? И что? Былинный Верещагин с отвращением, но обходился черной икрой. И взяток не брал. И за державу ему было обидно. И семью хранил, пулемет ребятам не давал. До поры, до времени…

Впрочем, «Белое солнце пустыни» — naturalistic fiction, события, которые МОГЛИ произойти. А у Джона Кристофера — фантастика, события, которые не произошли. Утопия.

Перекрестимся с облегчением, что — не произошли. Кто знает, как повел бы себя сам в предлагаемых Кристофером обстоятельствах? Думал бы о семье или о голодающих детях Азии? И кто знает, что лучше?

Те же Пенфолды из «Хранителей» чисто по-революционному душой болеют за общество в целом. Только слуги в их доме валяют дурака, грязь, полуразруха, полное распустяйство. Знакомо? Человеки они везде человеки…

И зачем затевать революцию, если всем хорошо? ВСЕМ! В «Хранителях». Все — свободны. И не осознанно необходимо, а… такое вот определение: СВОБОДА — ЭТО ЗАБОР, ОТОДВИНУТЫЙ ЗА ГОРИЗОНТ. Плохо ли? Желаешь раздвинуть горизонты? Ну так сначала доберись до его линии, до линии горизонта. И кто поручится, что эта (воображаемая!) линия — не есть черта разумного?

Кто поручится, что утопия, возникшая в революционно-воспаленном мозгу и (тьфу-тьфу!) воплощенная на практике, устроит всех и каждого, а не только того, кто ее воплотил? Кто поручится, что не окажется в числе трех рабов у самого последнего землепашца в этом необычайно демократическом устройстве? Или не будет расстрелян на месте за нарушение прав человека (все во имя человека, все для блага человека я даже видел этого человека!)? И начхать тогда, действительно ли мы настолько счастливей прошлых поколений, как говорит учитель.

Само собой, утопия — место, которого нет. А по-русски? Не по латыни? Утопия — там где утопленники. Нет? Была треугольная деревня произошло Одержание — возникло треугольное болото. В общем, все умерли. См. «Улитку на склоне» братьев Стругацких. Умерли все (утопия), кто принадлежит прошлому. Для и вместо тех, кому принадлежит будущее. Прогресс!

Б.Стругацкий: «Что должен делать, как вести себя должен цивилизованный человек, понимающий, куда идет прогресс? Как он должен относиться к прогрессу, если ему этот прогресс поперек горла?!» (риторич.)

«Между тем грудной младенец знает, что Одержание — есть не что иное, как Великое Разрыхление Почвы». («Улитка на склоне. Лес.»)

На разрыхленной почве хорошо произрастает трава. Не исключено, та самая, которую настигла смерть в том мире, от которого сбежала группка хорошо информированных англичан Джона Кристофера. В долину Слепой Джилл, где трава как росла, так и будет расти. Будет. Будущее. Естественно, светлое. Ради него морально пожертвовать всем, даже собственным братом.

Но! Уцелевший брат-урбанист, прикончив брата-агрария, со всей ответственностью объявляет: «Я должен построить Город». А это уже не осознанная необходимость, а мания бега за горизонт. А ведь в Городе трава не растет… Нет там для нее места. И вообще такого места нет. Утопия.

А Джон Кристофер жил себе в антиутопии (есть такое место!) и предупреждал: утопия — это Город, Город Солнца, белого Солнца ПУСТЫНИ. Трава в пустыне тоже не растет.

Не бегайте за горизонт!

Любите герань!

Уважайте нрав трав!

Джон Кристофер

Смерть травы

ПРОЛОГ

Долгую семейную размолвку, как порой случается, примирила смерть.

Когда в начале лета 1933 года Хильда Кастэнс овдовела, она в первый раз за тридцать лет замужества написала отцу.

Настроения их были созвучны — Хильда тосковала по родным холмам Уэстморленда, устав от мрачного Лондона, а одинокий старик мечтал перед смертью увидеть единственную дочь и незнакомых внуков.

Мальчиков на похоронах не было. В свой маленький домик в Ричмонде они приехали, когда начались летние каникулы в школе, а уже на следующее утро вместе с матерью отправлялись в дорогу.

В поезде Джон — младший из братьев — спросил:

— А почему мы раньше никогда не ездили к дедушке? Ты с ним поссорилась, да, мама?

Хильда задумчиво смотрела в окно. Тусклые унылые предместья Лондона колыхались в раскаленном воздухе душного летнего дня.

— Трудно понять, почему так бывает, — неопределенно сказала она. — Начинаются раздоры, потом наступает отчужденность, молчание, и никто не хочет нарушить его первым.

Теперь, когда прошло столько лет, Хильда уже без волнения вспоминала о той буре чувств, в которую она окунулась после тихой беззаботной девичьей жизни в долине. Тогда, ослепленная обидой, она была уверена, что никогда не пожалеет о своем поступке; какое бы несчастье не ожидало ее в чужих краях. Но судьба подарила ей счастливое замужество и замечательных детей. Она даже удивлялась, как могла раньше, в детстве, не замечать грязи, нищеты и убожества их жизни в долине. Конечно, отец был прав. Он все прекрасно понимал.

— А кто начал ссору? — спросил Джон.

«Почему двум людям так трудно понять друг друга?» — с горечью подумала Хильда. Они с отцом были очень похожи, и кто знает — может, все было бы иначе, если бы не ее гордость.