Брайан Стэблфорд - Захватчики из Центра Страница 3

Единственное, что пришло мне в голову: "Кажется, я опять попал в дерьмо".

Кто однажды побывал под дулом нацеленного на него армейского пистолета, тот вряд ли захочет повторить этот опыт.

Чисто рефлекторно, не имея ни малейшего намерения бежать, я повернулся к люку, через который только что вошел. Но мне уже успели перекрыть путь к отступлению. Слишком замедленны оказались мои реакции, чтобы увернуться, и слишком непривычна была новая сила тяжести. Удар пришелся в челюсть, отчего ноги моментально взметнулись выше головы, а сам я, пролетев изрядное расстояние по воздуху, со всего маху грохнулся под ноги лейтенанту. Разумеется, получать по морде в условиях малого тяготения — совсем не то, что в нормальном гравитационном колодце, однако приятным это ощущение все равно не назовешь. Удар причинил боль, причем не столько физическую, сколько от унижения. Я хотел было ответить, но тут в нескольких сантиметрах от моего носа возникло дуло лейтенантского пистолета.

— Блэкледж, — растягивая слова, произнес офицер, — кто тебя просил? Приказа бить его не было.

— Так точно, сэр, — ответил рядовой Блэкледж и полушепотом добавил:

— Ну погоди у меня, сука!

Последняя реплика относилась явно не к лейтенанту.

— Майкл Руссо, — спокойно произнес тот. — Ты арестован по обвинению в дезертирстве из военно-космических сил Объединенных Наций. Тебя будут держать под охраной на Весельчаке до прилета "Леопардовой Акулы" — крейсера военно-космических сил, после чего тебе будет предоставлен адвокат для защиты в военном трибунале, где тебя будут судить по законам военного времени. По тем же самым законам на твой корабль накладывается арест с конфискацией.

Я все еще сидел на полу, пытаясь встать на четвереньки. Хоть это и выглядит нелепо, но единственной моей мыслью было — что за дурацкое название для военного корабля:

"Леопардовая Акула".

Вслух ее я не высказал.

И говорить им, что с конфискацией моего корабля у них номер так просто не пройдет, я тоже не стал.

— Встать! — скомандовал лейтенант. Он убрал пистолет, явно довольный разыгранной мелодрамой.

Я поднялся, приложив руку к ноющей скуле. Крови не было, но от синяка никуда уже не деться.

— Полагаю, вы даже не хотите посмотреть на мои дембельские документы? поинтересовался я. — На них стоит подпись капитана военно-космических сил Сюзармы Лир — пусть нечеткая, зато вполне законная.

Лейтенант ответил каменной улыбкой.

— Все станции системы подняты по тревоге, чтобы тебя арестовать, — сказал он. — Мы знали, что ты летишь сюда, хотя тебе лучше было бы оставаться за кордоном, у своих инопланетных друзей. И еще заруби себе на носу, что, оскорбляя капитана Лир, такие типы, как ты, могут лишь усугубить свое положение. Капитан Лир — героиня.

— Жаль, что ей не хватило геройства послать соответствующий рапорт, только и оставалось кисло вымолвить мне.

Для мрачных настроений были все основания. Я и не предполагал, что Сюзарме Лир хватит подлости подложить мне такую свинью, особенно после того, как мы по-хорошему обо всем договорились, однако ни секунды не сомневался — это ее рук дело.

Чего ради ей вздумалось подать на меня в розыск? Или она вычислила, как я утаил от нее то, что Мирлин остался жив?

Тут я с досадой подумал: "Дернул же меня черт оставить против себя улики мои мемуары, записанные в файлах диск-библиотеки".

На планетоидах, как правило, тюрем не делают, поэтому меня посадили в обычную каюту со специальным замком. Все в ней было как положено — койка, миниатюрный санузел, пищераспределитель и несколько дисплеев. Очень скоро выяснилось, что дисплеи для пущей безопасности заблокировали. Я мог сколько угодно смотреть по ним телепрограммы или старые фильмы, но не мог позвонить. От связи меня отрезали.

Это показалось мне дополнительным оскорблением в придачу к зуботычине, поэтому, вместо того чтобы тихо сидеть, я стал искать канал связи с внешним миром. Начал с того, что потребовал адвоката, но система мой вызов не пропустила, тогда я попытался вызвать врача. Когда компьютер запросил мои симптомы, я убедил машину, что у меня, вероятно, сломана челюсть. Ничего не стоит обвести искусственный интеллект вокруг пальца, стоит лишь завладеть его вниманием. Через десять минут ко мне в камеру вошла докторша.

— Меня зовут Марийо Кимура, — сказала она, протягивая руку, чтобы ощупать мой подбородок. — А челюсть у вас не сломана.

— Неужели? — произнес я. — Вы не представляете, как я рад это слышать. Но она чертовски болит.

Могу побиться об заклад — она мне не поверила.

— Вы уж простите, что я не при смерти, но мне очень нужно с кем-нибудь поговорить. Я чуть ли не год просидел наедине с самим собой в крохотном звездолете, и первый же человек, которого я встретил, сделал попытку меня нокаутировать. А затем меня бросили сюда с явным намерением сгноить заживо. По-моему, это жестоко и негуманно. Я понятия не имею, какие у вас здесь действуют законы, но, может, вы посоветуете, что мне делать в моем положении. Вызвать адвоката я уже пытался.

— На Весельчаке нет адвокатов, — сказала доктор Кимура. — Нам они не нужны.

— Но стоит же у вас взвод военно-космических сил. Что, без них вы обойтись не можете?

Она открыла свою сумку и, покопавшись, достала пузырек с какой-то жидкостью. Затем смочила ватку и решительным жестом усадила меня на койку. Я понял: сейчас будет больно — такова медицинская традиция, корнями уходящая в века. Но я встретил боль как настоящий мужчина.

— Мистер Руссо, — сказала она, — я не знаю точно, что вы совершили. И я не одобряю ни способ, которым вас сюда заманили, ни то, что рядовой Блэкледж позволил себе вас ударить. Но вы тоже должны постараться понять ситуацию. Пока вы сидели где-то там, в своей системе, мы пережили здесь долгую войну. Корабли саламандров вторгались в наше пространство не менее сорока раз. Все это время мы были объектами для оккупации или полного уничтожения. Большинство из нас просидело здесь все десять лет, пока шла стрельба, и планетоид стал нашим домом, а перемещаться по системе тогда было совсем не просто. Одной ракеты было достаточно, чтобы разнести Весельчак на мелкие куски, поэтому мы с радостью разместили у себя форпост военно-космических сил, защищавших нашу систему. И симпатии к дезертирам вы здесь не найдете.

— Изменится ли ваше отношение, если я скажу, что я невиновен?

— Разумеется. Но ведь это надо доказать, не так ли?

— Вот поэтому мне и нужен какой-либо официальный представитель. Военно-космические силы затеяли против меня какую-то непонятную вендетту. Мне нужен адвокат со стороны, а не их карманный защитник. Я — не дезертир.