Гагик Саркисян - Лошадь смеется Страница 3

Вслух Ваграм сказал:

- Вы не помните?

- О чем? - спросила Карина.

- Эти лица идут еще из Древнего Рима, от Нерона, от побочной ветви Юлиев.

- Какие лица? - Карина побледнела, она хотела освободиться от взгляда Ваграма.

- Спокойной ночи. - Ваграм безразлично повернулся и пошел к выходу.

- Спокойной ночи, - сказала Карина, - странный у вас приятель.

С Олегом она не простилась.

В МАШИНЕ

- О чем ты с ней говорил? Она же стала белее снега. Еще немного - и она бы не устояла на ногах.

- Так, о разном... Я уже забыл.

- Да. Такие фокусы в твоей манере.

- Едем ко мне, - сказал Ваграм, - ты говоришь, у меня репродукции всех картин? Это точно?

- Да. Всех.

- Я собирался на дачу. Ничего. Немного отдохнут от меня.

- Так о чем ты с ней говорил?

- Ты хочешь, чтобы я тебе помог?

- Да. Хочу... Его смерть не дает мне покоя...

- А еще что-нибудь тебя смущает?

- Она так бесцеремонно торгует картинами. Потом не собрать их все вместе. В конце концов это жизнь большого художника, а она эту жизнь перечеркивает. И никаких друзей. Вот судьба.

- Ну, если говорить о судьбе, то в истории живописи такими судьбами хоть пруд пруди. Даже когда есть друзья... Меня поражает другое - динамика пространства и цвета... Энергичная, ежесекундная смена красок. Центр композиции перемещается в зависимости от освещения. Создается иллюзия беспрерывного живого действия... И видно, и слышно все... И то, как бьют волны... И как разговаривают люди... И даже о чем они говорят... И какая музыка в это время играет... И как лошадь смеется... Ничего похожего я не знаю в живописи...

- Ну, то, что мы умеем быть варварами, бездушными и злыми, я знаю. Завидуем тому, что чувствует и дышит иначе, и не совсем похоже на нас. Растоптать художника - ремесло всеобщее. Но ведь он понимал, что он не похож. Что ему выпал такой жребий и надо выстоять в этом неравном поединке. Сам-то он знал, кто он такой.

- Да. Конечно... Конечно, знал.

- А у него сдали нервы.

- Сдали нервы?

- Да. Нервы.

- Ты мне лучше скажи, куда делись все другие картины? - Вопрос Ваграма был для Олега неожиданным.

- Что?

- Куда делись все другие картины?

- Какие другие? Тебе этих мало?

-Да.

- Сто три картины. А ему всего двадцать восемь лет. Опомнись, профессор!

- Но ведь не может быть, чтобы раньше он никому не дарил или не продавал за бесценок...

- Сколько может быть таких подарков? Пять? Десять? И потом - что это меняет?

- Жаль.

- В том-то и дело, что вокруг пустыня, какой-то вакуум... А у нее ты правды не узнаешь...

- Жаль.

- Что ты заладил, как гвинейский попутай, - жаль, жаль?..

- Жаль.

- Вот читай, - Олег вытащил из кармана газету, - в этом интервью она недвусмысленно дает понять, что ее муж был тяжелым и беспощадным человеком. И с ней не считался.

- Гений-эгоист?

- Ты, я вижу, очень весело настроен?

- Сейчас ночь. А ночью я начинаю по-настоящему мыслить... Гений-эгоист! Узурпатор!.. Все это хрестоматийно и вполне может устроить обывателя... Но это не так...

- Что именно?

- Именно?

- Да. Что?

- Все.

- Что все?

- Именно все не так.

- Ну, ты и фрукт! О чем ты говоришь? Все - это слишком много, чтобы знать о чем. Нельзя ли поконкретнее?

- Нарушена гармония.

- Так. Вот это уже совсем ясно... Прозрачно... В чем? Где?

- А ее законы нельзя нарушать безболезненно.

- У тебя есть версия?

- Да, у меня есть версия, но я романтик.

- А я юрист.

- Тем более ты можешь испугаться моей версии.

- А ты скажи. Будем пугаться вместе

- Все эти картины написаны весной этого года.

- Что-что?.. Все сто три картины?

- Да. Все сто три картины.

- Как называется эта романтическая версия? - Олег захохотал.

- Уверенностью.

- Сто три картины за одну весну... В день по картине, а то и по две... Экспромт... "Египетские ночи"... Ты хоть сам-то понимаешь, что ты говоришь?

- Не за одну весну... А за единственную... Которая бывает один раз в жизни... Да... "Египетские ночи", "Болдинская осень". Ничего странного. Ничего удивительного. Эварист Галуа создал свою теорию уравнений за ночь перед смертельной дуэлью... И такие вспышки гениальных и талантливых людей бывают очень часто.

- Но Пушкин - гений. И Эварист Галуа - тоже гений. А кто такой Вадим Карин? Тициан? Леонардо да Винчи? Сто с лишним картин за одну весну? Вздор!.. Не может этого быть. Вздор! Чистый вздор. - Олег переключил скорость.

Ваграм был доволен эффектом.

- Что ты улыбаешься? - Олег снова переключил скорость.

- А что, нельзя улыбаться?

- Но сто три картины за одну весну? Подумай сам! Не может быть! Никогда я в это не поверю.

- В данном случае обычный счет ничего не значит Может быть и сто три и миллион три. Это неважно. Важно то, что в данном случае нет изолированных картин, которые выпадали бы по своему духу и цвету из общего ряда. Все они связаны между собой одним настроением и одним пронизывающим ало-оранжевым цветом. В математике это называется совершенным или замкнутым множеством и имеет мощность континуума, то есть непрерывности... Попробую еще точнее... Мощность всех каринских картин в непрерывности чувства художника. Усек?.. Ты испытываешь ошеломляющее впечатление от того общего, что их объединяет...

- Так... Ну-ну!.. Хорошо. Очень хорошо. - Олег резко затормозил. - Совсем хорошо!.. И что же тогда получается?

- Получается, что здесь совершено не одно, а несколько преступлений...

- Как это понимать? - спросил Олег.

- Так и понимай... Несколько преступлений...

- Ты в этом уверен?

- Ты мне вечно напоминаешь, что ты юрист. А я математик. Но как дальше пользоваться математикой... Без оригиналов вычислить цветовую гамму каждой картины в отдельности мы не можем.

- А репродукции? - спросил Олег.

- Что ты по десять раз переключаешь скорости? То ты останавливаешь машину, то едешь... Это твой допинг?

- Скажи спасибо, что я еще не перевернулся с твоей теорией множеств. Олег переключил на вторую скорость.

- Репродукции не годятся, - сказал Ваграм, - какими бы блистательными ни были репродукции, это все-таки копии. Для такой точной науки, как математика, они не годятся. Но ничего, это не помешает гармоническому анализу. Есть еще интуиция и законы живописи... А как ты думаешь?

- Я думаю, что тебе никогда и ничего не мешает.

- Напрасно ты иронизируешь. - Ваграм улыбался.

- Я не иронизирую, но то, что ты говоришь, все ставит с ног на голову.

- Смотря что называть головой...

- А все газеты? Все эти выступления? Все интервью Кариной? Весь ее эпатаж? Все эти двусмысленные намеки на самоубийство мужа, что его не признавали, что его загубили? Тогда все это актерская игра? Лицедейство?