Клиффорд Саймак - Улица, которой не было Страница 3

«За этим что-то есть», — сказал себе господин Чэмберс. И это «что-то» глубоко засело в одном из дальних уголков его мозга и требовало признания. Что-то связанное с обрывками разговора людей на углу у аптеки, с фрагментами передач новостей, которые он слышал, проходя по улице, с тем, что кричал мальчик, продававший газеты. Что-то, имеющее отношение к происходящему в мире, из которого он сам себя изгнал.

Он вспомнил обо всем этом сейчас и остановился на центральной теме услышанного: войны и эпидемии. Речь шла о том, что Европа и Азия почти обезлюдели, об эпидемии, свирепствовавшей в Африке и перекинувшейся на Южную Америку, об отчаянных усилиях Соединенных Штатов остановить ее проникновение сквозь государственные границы.

Миллионы погибших в Европе и Азии, в Африке и Южной Америке. Но каким-то образом эта ужасная статистика связана с его собственным опытом. Что-то где-то, на каком-то более раннем этапе его жизни, хранит объяснение происходящего.

Медленно забили часы с маятником, каждый их удар, как обычно, заставлял подрагивать оловянную вазу, стоявшую на каминной полке.

Господин Чэмберс встал, дошел до двери, открыл ее и выглянул на улицу. Лунный свет выложил на тротуаре мозаику из черных и серебряных пятен, четко выгравировал печные трубы и деревья на фоне посеребренного неба. Но дом напротив, на другой стороне улицы, выглядел не так, как обычно. Он стал кривобоким, напрочь лишенным пропорциональности, и производил впечатление дома, неожиданно сошедшего с ума.

Господин Чэмберс смотрел на это с удивлением, пытаясь понять, в чем, собственно, дело, вспоминая дом таким, каким тот был всегда: добротный образчик средневикторианской архитектуры.

Потом прямо на его глазах дом выпрямился, медленно собрался, исправил свои поплывшие углы, откорректировал размеры и снова стал тем обычным скучным домом, который вот уже много лет стоял на этом месте.

С вздохом облегчения господин Чэмберс повернулся лицом к прихожей. Но перед тем как закрыть дверь, еще раз оглянулся. Дом стал снова кривобоким и казался еще уродливее, чем несколько минут назад!

Едва не задохнувшись от испуга, господи Чэмберс захлопнул дверь, запер ее на замок и задвинул два засова. Потом он пошел в спальню и принял снотворное.

Этой ночью ему снились те же сны, что и накануне. Опять это был маленький островок посреди океана. И опять он был там один. И опять извивающиеся морские змеи постепенно поедали почву под его ногами.

Он проснулся весь мокрый от пота. Рассеянный свет раннего восхода как сквозь фильтр проникал в окно. Часы на прикроватном столике показывали семь тридцать.

Господин Чэмберс долго лежал не двигаясь, глядя в окно. Фантастические события вечера не давали ему покоя. Он вспомнил их одно за другим. Но его сознание, еще затуманенное сном и удивлением, рассматривая эти события в последовательности, обдумывая их, утратило острую грань фантастического ужаса, таившегося во всем произошедшем.

Свет в окнах постепенно становился ярче. Господин Чэмберс вылез из кровати и подошел к окну; холодный пол леденил его босые ноги.

За окном не было ничего. Ни единой тени. Все будто затянуто туманом. Но каким бы густым ни был туман, он не мог скрыть яблоню, которая росла возле самого дома.

Но дерево там было, и, хотя очертания его неотчетливо, едва заметно выступали из серой дымки, господин Чэмберс мог различить несколько сморщенных яблок, все еще цеплявшихся за сучья, и кое-где — одинокие скрученные листья, не желавшие отрываться от родительской ветви. Дерево стояло там сейчас. Но его не было, когда господин Чэмберс посмотрел в ту сторону первый раз. В этом он был абсолютно уверен.

Теперь он видел и слабые контуры соседнего дома — но эти контуры были в корне неправильными. Они не согласовывались, не стыковались между собой, они не были вертикальными. Как будто чья-то гигантская рука схватила дом и изъяла его из реальности — подобно дому на другой стороне улицы, который искривился прошлым вечером и мучительно исправлял себя, в то время как господин Чэмберс представлял, каким тот должен выглядеть на самом деле.

Возможно, если бы господин Чэмберс представил себе, как должен выглядеть соседский дом, тот тоже вернулся бы в прежнее состояние. Но господин Чэмберс чувствовал себя очень усталым. Слишком усталым, чтобы вспоминать. Он отвернулся от окна и стал медленно одеваться. Потом прошел в гостиную и упал в кресло, положив ноги на старый потрескавшийся пуф. Он сидел долго, пытаясь собраться с мыслями.

И вдруг нечто подобное электрическому шоку пронзило его с ног до головы. Он напрягся и неподвижно застыл в кресле, чувствуя, как от промелькнувшей в мозгу мысли внутри все словно сжалось в один ком.

Так он сидел несколько минут, потом встал и прошел через комнату к стоявшему у стены старому книжному шкафу красного дерева. Верхнюю полку занимали его любимые классики, а ниже выстроились рядами многочисленные научные труды самого господина Чэмберса. На второй полке сверху стояла книга, ставшая средоточием всей его жизни.

Двадцать лет тому назад он написал книгу и необдуманно попытался преподавать изложенную на ее страницах философию одному студенческому классу. Он не забыл, какую шумиху по этому поводу подняли тогда газеты. Языки трещали без умолку. Узколобые горожане, будучи не в силах понять ни его философию, ни цель, видели в нем еще одного представителя трансцендентного культа и настояли на его изгнании из университета.

Это была простая книга, отвергнутая большинством авторитетов, принявших ее за причуды сверхпылкого воображения. Господин Чэмберс снял ее с полки, открыл и начал листать. На какой-то миг его охватили воспоминания о прежних счастливых днях.

Затем ему на глаза попался абзац, написанный так давно, что сами слова в нем казались странными и нереальными:

«Человек сам, силой массового внушения, влияет на физическую судьбу Земли. И даже, пожалуй, всей Вселенной. Миллионы разумов видят деревья деревьями, дома — домами, улицы — улицами, а не чем-нибудь другим. Эти разумы видят вещи такими, какие они есть, и помнят их такими, какими они были… Разрушь эти разумы — и все основание материи, лишенное регенеративной силы, рухнет и рассыплется, как колонна из песка…».

Взгляд господина Чэмберса скользнул ниже:

«Это тем не менее касается не материи как таковой, а только формы материи. Потому что, хотя человеческий разум за долгие века, возможно, и создал совокупность образов пространства, в котором живет, он имел очень мало постижимого влияния на существование этой материи. То, что существует в известной нам Вселенной, будет существовать всегда и не может быть уничтожено, а только видоизменено или трансформировано.