Марина Дяченко - Хутор Страница 3

Юлька ответила сразу. Засмеялась и заплакала одновременно; так и есть, они ждали его и не дождались. «Слава Богу, слава Богу… как ты? Где ты? Здоров? Честно скажи… А? Что? Заглох? Говорили тебе, ну почему ты никогда не слушаешь… У тебя деньги еще остались? Что ты ешь? Скажи хоть, где это, где ты застрял, как тебя оттуда вытягивать…»

— Не надо! — кричал он в трубку, удивляя любопытную телефонистку, которая развлечения ради прослушивала разговор. — Не беспокойся, я починю машину и поеду… завтра! Я устроился тут… на квартире… Не беспокойся и маму успокой! Я не знаю, удастся ли еще раз перезвонить… Юлечка, все в порядке, вы не волнуйтесь!

Он хотел еще что-то сказать — но связь, разумеется, оборвалась. Телефонистка глядела на него с сочувствием; он расплатился и вышел на улицу.

Михаил нашел гаражи и даже договорился с каким-то парнем насчет ремонта машины, но через минуту парень куда-то пропал, а через полчаса обнаружился на поминках — уже «теплый». От злости и разочарования Мише хотелось врезать кулаком по забору, но он все-таки удержался и не врезал. Неудобно — поминки, у людей горе…

Ему снова поднесли поминальную чарку. Он поперхнулся, пролил, допил через силу. Опустился на подвернувшийся чурбачок, стал слушать разговоры.

Об усопшей уже все сказали. Теперь болтали кто о чем, но главным событием, оказывается, было возвращение из тюрьмы какого-то Игорька. Напрягшись, Миша сообразил, что это и есть непутевый сын Прокофьевны, тот самый, которому светил здоровенный срок и которого нежданно-негаданно выпустили. Нет, не на похороны матери. Вообще выпустили: дело, говорят, закрыто и суда, говорят, не будет. Вот так. А Прокофьевна дня не дожила. Да, вот жизнь-то…

Миша сидел, медленно пьянея от единственной чарки. Отчего-то вспомнилась ночь, тропинка к сортиру, голоса у ворот, длинная тень Анатолия и маленькая, круглая — Прокофьевны. «Счастливо и тебе. Спасибо…»

Миша вздрогнул.

Анатолия с его баскетбольным ростом невозможно было потерять в толпе. Вот и теперь — он поднялся из-за стола, но не стал протискиваться боком, а просто перешагнул через скамейку. Двинулся к выходу, высоченный, чуть сгорбленный, по обыкновению мрачный, даже, как показалось Мише, злой.

И, что примечательно, на его пути пьяненькие сельчане расступались. Поглядывали с непонятным выражением. Со страхом, может быть, а кое-кто с неприкрытой ненавистью. С минуту он размышлял, не остаться ли на ночь в селе. Потянул носом густой запах перегара, подумал-подумал, вздохнул и побрел за Анатолием.

Вечером он изучал книжку «Иномарки» на крыльце, при свете лампочки, что тускло выглядывала сквозь плети дикого винограда.

Близнецы Вова и Дима о чем-то негромко спорили неподалеку, и, прислушавшись, Миша понял, что один учит другого по-особенному завязывать шнурки. Очень длинные шнурки, которые должны многократно обвиваться вокруг голени, «вот так, шесть крестов, понял?» Странные ребята… Миша тряхнул головой. Постарался сосредоточиться, но мешала тоска. Ясно ведь, что из проклятой книги ничего не вытрясешь, надо искать сведущего человека, а день снова прошел впустую, время вязкое, как смола, и снова кажется, что придется сидеть под этой лампочкой до самой смерти…

Инна уже спала. Здесь привыкли ложиться рано; вот и близнецы убрались с крыльца. Вова чистил зубы, дребезжа рукомойником, Дима развешивал на веревке рубашки.

— Слышь, постоялец, когда будешь ложиться, лампочку над столом выключи, добро?

Миша кивнул.

Раскладушку он предусмотрительно вытащил в сад, чтобы по крайней мере не маяться от духоты. А комаров переживет как-нибудь, намажется «Райдом» и переживет. Неслышно подошел Анатолий. Сел напротив, заглянул в оставленную Мишей книгу. Скептически поджал губы:

— Договорился с мастером?

— Они все пьяные, — сказал Миша нехотя.

Анатолий пожал плечами:

— Повод был.

— Я вас прошу, — Миша замялся, — вы… ну, вы тут всех знаете… Может быть, вы мне… порекомендуете, к кому обратиться?

Анатолий помолчал. Вытащил пачку сигарет, предложил Мише, получив отказ, удовлетворенно кивнул. Закурил; сцепил на столе длинные пальцы:

— Видишь ли, мои рекомендации здесь неособенно ценятся. Придется тебе самому искать. Миша вспомнил, какими взглядами награждали Анатолия сельчане.

Но ведь Прокофьевна ходила на хутор охотно и часто и, похоже, водила с хозяином дружбу.

— Жалко Прокофьевну, — сказал Анатолий, будто прочитав Мишины мысли.

— У нее сына из тюрьмы выпустили, — сказал Миша. — Может быть, она за сына переживала, и оттого инфаркт. А сын, оказывается, был невиновен…

— С чего ты взял? — удивился Анатолий.

— Ну, выпустили же и дело закрыли…

Анатолий глубоко затянулся, поднял глаза к лампочке, струей дыма разогнал стаю летающей мелочи:

— Может, и так. Но Прокофьевну жалко.

Помолчали.

— Я вам тут не в тягость? — робко спросил Миша. — Я хотел бы заплатить… за постой, так сказать…

Анатолий повел бровью — ерунда, мол.

— Только застрял я крепко. Если машину не удастся починить… не знаю, что и делать. Бросать ее не могу, год потом расплачиваться… Разве что на буксир взять, но кто согласится…

Он запнулся.

— Значит, так, — Анатолий встал. — Завтра с утра бери Димкин велосипед, поезжай в село, договаривайся. Смело обещай бутылку — у меня есть. Починят тебе машину, только впредь железной дорогой пользуйся, с твоей-то удачей… Понял?

Миша неуверенно улыбнулся. Ночью приснилась Юлька.

Он нашел в селе некоего Антоныча, мастера, о котором все в один голос твердили, что он «по железу». Наверное, это о нем говорила покойная Прокофьевна: «…без запчастей и топлива, на честном слове». Антоныч согласился посмотреть Мишину машину и за соответствующую плату починить.

Мастер приехал после полудня на велосипеде, сквозь зубы поздоровался с Анатолием и без лишних слов приступил к работе; возился примерно час, ощупывал, измерял, прозванивал цепь, удивленно хмурился. Наконец, вытирая руки тряпочкой, сообщил, глядя в сторону:

— Не знаю я, парень, что тут такое с твоей тачкой. Был бы трактор починил бы… А то ж иномарка.

— А… отбуксировать куда-нибудь? — спросил отчаявшийся Миша. — В райцентр?

Мастер подумал. Покачал головой:

— Да кто ж возьмется?

И, оглядевшись, добавил вполголоса:

— Ты, чем дурью маяться, попроси хозяина своего. Пусть заведет.

— Так он же не умеет, — сказал Миша, удивленный. Анатолий не раз признавался, что автослесарь из него никакой.

— Ну не умеет так не умеет…