Уильям Моррис - Воды дивных островов Страница 3

1*1) 1 фарлонг - 201.17 метров. (прим. перев.)

Глава 3. О магическом перевоплощении.

Вот еще о чем следует помянуть здесь: когда следующим утром колдунья вышла одетой на середину горницы, дитя подбежало к ней поздороваться или за чем другим, но тотчас же, разглядев поближе, отпрянуло назад и замерло, задохнувшись от страха; ибо показалось малютке, что перед нею совсем не та, что прошлой ночью привела ее в разубранную комнату, и дала хлеба и молока, и уложила спать, но кто-то другой. Ибо исчезли без следа черные космы и изогнутый нос, и горящие ястребиные глаза; правду сказать, что ведьма осталась высокой и сильной, как давеча, и с виду примерно того же возраста; но на этом заканчивалось всякое сходство со вчерашней хозяйкою дома. У этой женщины с головы волною сбегали рыже-золотистые кудри и щурились карие глаза-щелочки, удлиненные и хитрые. Высокие скулы были у нее, тонкие губы и острый подбородок, плоская грудь и узкие бедра; и румянец не играл на ослепительно-белой коже.

Ведьма расхохоталась над ужасом ребенка, и молвила (и, по крайней мере, голос ее остался прежним):"Ах ты глупый звереныш! Знаю, что тебя пугает, а именно: полагаешь ты, что я изменилась. Так скажу тебе, что я та самая, что принесла тебя сюда прошлой ночью и накормила; а перевоплощения мои - не твое дело, ибо, в конце-концов, кто как не я стану отныне защищать тебя от голода и непогоды; этого знания на сегодня с тебя и довольно. А теперь тебе следует есть да спать, играть да вопить, дабы поскорее ты выросла и научилась исполнять мою волю".

С этими словами колдунья вывела девочку на солнечный свет, и привязала к молодому ясеню, что рос у двери, чтобы ребенок никуда не делся, пока сама она занята в поле и на лугу.

Но что до магического перевоплощения, впоследствии девочка узнала: ведьма не смела появляться в лесу в том же обличии, в каком показывалась дома; потому, собравшись в Аттерхей, она изменила вид свой, а ночной порою, прежде, чем встать, вернула себе былой облик.

Глава 4. О том, как подрастало похищенное дитя.

Эта малютка, что отныне и впредь зваться будет Заряночкой (хотя колдунья редко обращалась к ней с этим именем; впрочем, и ни с каким другим не обращалась) стала жить там промеж воды и леса, никого не видя, кроме помянутой ведьмы, что, как уже говорилось, кормила девочку вволю, но до поры никак более с нею не занималась. Потому Заряночка бродила сама по себе, в сущности где хотела, чаще же всего - по лесу, ибо леса ничуть не боялась; впрочем, иничто на свете не внушало ей страха, кроме колдуньи. Малютка узнала о повадках и обычаях всех живых созданий вокруг себя, и даже трава и цветы стали ее друзьями, и в помыслах своих она складывала про них сказки; и дикие звери ничуть ее не опасались, и птицы слетались к ее руке, и играли с нею, и любили ее от души. Прелестная подрастала девочка, румяная и крепкая, и весела была, словно птицы на ветке; и когда приключалась с нею беда, ибо ведьма нередко являла ей свой скверный нрав, крошка столь же легко переносила горе, как и ее пернатые друзья.

Так шли годы, и вот подросла она, и стала статной и стройной, и исполнилось ей двенадцать зим; и была девочка гораздо более крепкой и ловкой, нежели могло показаться на первый взгляд. Обнаружив это, колдунья не преминула воспользоваться сноровкой своей невольницы. Ибо Заряночка и в самом деле превосходно знала все, что касается до леса и поля, а также и воды отчасти (хотя никогда не доводилось ей видеть в тех местах лодки), ибо выучилась она плавать сама по себе, как это делают утки.

Но теперь госпожа Заряночки вознамерилась учить ее исполнять тяжелую работу, и труден оказался урок, поскольку наставляли девочку хлыстом и розгой; она же порою выказывала упрямство в обращении с колдуньей, ибо казалось пленнице, что женщина эта не любит ее. Как бы то ни было, стало в девочке расти подозрение, что с хозяйкой не все ладно; и хотя боялась ведьму Заряночка, не доверяла она госпоже своей и не почитала ее. В противном случае быстро выучила бы она урок, ибо отнюдь не была нерадивой бездельницей, и труд любила, даже тяжелый и утомительный, но противу гнева и злобы ожесточала свое сердце.

Следует помянуть, что хотя жили они с колдуньей в полном одиночестве, каким-то образом Заряночка проведала, что не одни они на свете, и узнала, что есть на свете мужчины и женщины, и молодые, и старые. Этому, вне сомнения, научила девочку сама ведьма, намеренно или нечаянно; ибо хотя обыкновенно бывала колдунья неразговорчива, тем не менее временами язык ее развязывался, и рассказывала она Заряночке повести о мужах и женах, о королях, воинах и рабах, и о прочих обитателях внешнего мира, пусть только того ради, чтобы напугать дитя. Вот так-то; когда же ведьма бранила Заряночку либо замахивалась на нее, случалось ей обронить слова, что девочка сохраняла в памяти, и сопоставляя одно с другим, становилась мудрее. Более того, принадлежала она к роду Адамову, и сердце ее вобрало многие истины с молоком матери и кровью отца, а сердце и ум пленницы росли и крепли так же, как и ее тело. Вот в чем еще была мудра она, а именно: знала, как не попасться под горячую руку, и потому зачастую обретала в лесу приют более надежный, нежели под кровом дома. Ибо теперь Заряночка знала, что колдунья ни за что не войдет под сень чащи; потому всей душою любила девочка лес, и целыми днями пропадала там, ежели удавалось.

Так жила она, не вовсе чужда радости, ибо земля стала ей другом, и утешала ее в минуты скорби; и вскорости сделалась Заряночка стойкой и сильной; и умела справляться с горем, не позволяя себе впасть в отчаяние.

Глава 5. О Заряночке и о том, как она повзрослела и вступила в пору девичества.

Дни сменяются один за другим; так тянется год за годом, и вот уже Заряночка превратилась в милую девушку семнадцати лет; и жизнь ее текла не вовсе безотрадно, хотя ведьма отчасти обуздала в ней беспечную радость детства, и ходила девушка по земле поступью спокойной и размеренной, словно неизменно погружена была в глубокою задумчивость. Однако же поистине нельзя утверждать с полной уверенностью, будто серьезное лицо ее и печальный взгляд явились только лишь принадлежностью красоты, что по мере того, как уходило детство, озаряла наступающую пору юности и девичества. Но вот что можно сказать наверняка: примерно в это самое время смутные предчувствия, подсказавшие девушке, что не дано ей любить и чтить свою госпожу, обрели форму более отчетливую, и легли ей на сердце бременем, от которого ни на мгновение не удавалось Заряночке избавиться. Ибо понимала пленница, что не принадлежит себе, что стала она собственностью и орудием той, которая не только обращалась с нею как с рабыней в недалеком прошлом, но замыслила сделать из нее существо проклятое, вроде себя самой, и при ее помощи заманивать в ловушку сынов Адама. Девушка осознавала, хотя и смутно, что госпожа ее воистину сосредоточие зла, и что оковы этого зла сковали и ее, Заряночку.