Алексей Раскопыт - Палач Страница 3

- Завидую.

- Чему завидовать! Просто приспособило к местности, обстоятельствам. Падать легче, чем подниматься. Должен признаться, что хотя я приспособился к мерзостям этой жизни не сразу -лучшая моя часть бунтовала, то потом начал находить даже удовольствие. Как бы вам на примере... Скажем, вы попали в Древний Рим. Ужасающий разврат, дикие оргии, кровавые жертвоприношения, бои гладиаторов... Но если вы не на сцене Колизея, а в ложе патриция, и рабыни подносят вино, то вы можете посмотреть вниз, где сражаются гладиаторы, уже с другим чувством. А там, глядишь, со временем повернете большой палец вниз.

- Да, - согласился журналист, - патриции наверняка смотрели на Рим иначе, чем первые христиане, которых бросали на арену Колизея диким зверям на растерзание.

- Вот-вот. Я сумел оказаться патрицием в этом мире. И довольно быстро! И грязь не грязь, если она почти на каждом. Привыкаешь. Может быть, впервые правосудие дало сбой. Столкнувшись с подлостью, я ужасался недолго. Вместо того чтобы выжечь в себе остатки малонравственности, я впустил в себя, в свою душу несовершенства мира. Я зажил по его законам.

- Да, - вымолвил он тяжело, - правосудие дало сбой. Такое иногда случается. Но не настолько часто, чтобы дискредитировать шоковый метод.

- Откуда вы знаете? - засмеялся "я.

- Знаю! - ответил он.

Этот тон насторожил меня. Я сунул руку в ящик стола, где лежал револьвер, но она застыла, стиснутая силовым полем. Пришелец смотрел на меня не злорадно, скорее печально. Я уже забыл, что люди моего мира не радуются при виде несчастий другого.

- Что вы хотите? - прошептал я, догадываясь, кто передо мной.

- Приговор остается в силе, - спокойно ответил проверяющий. - Отпустим вас в глубь веков еще на один уровень. Это жестоко, мы понимаем, но должны помочь вам победить себя в себе! Иначе кто заснет спокойно в нашем мире, зная, что у вас осталась половинка души?

Вихрь поднял нас и бросил через пространство и время. Когда силовой пузырь исчез, я стоял на бревенчатом помосте в княжем дворе. Вокруг стояла галдящая толпа, которую оттесняла от помоста плотная цепь стражников с причудливыми топорами на длинных рукоятях.

По узкому проходу меж стражей к помосту двигалась цепочка измученных и изнуренных людей в лохмотьях. У каждого руки были связаны за спиной, на ногах стучали тяжелые кандалы.

Впереди тяжело шел со связанными руками высокий худой человек.

Рубашка из холста была изодрана на нем в клочья, на цепочке болтался серебряный крестик. В двух шагах от него шли еще трое, и по тому, как смотрели на впереди идущего, я понял, что это вожак, которого безмерно любят, чтят, за которым идут за правое дело до смертного конца.

У меня на лице был балахон из мешковины с прорезями для глаз.

Моя правая рука опиралась на тяжелый топор с широким лезвием. Рядом была плаха. Левой рукой я с мучительным стоном взялся за рукоятку секиры, правую руку положил на плаху...