Роберт Силверберг - Трое спасшихся [= Трое выживших; Наблюдатели] Страница 3

Слава Богу. Просто метеорит — падающая звезда. Не самолет и не ракета. Кэтрин не хотела, чтобы еще кому-нибудь достались те же страдания, что выпали на ее долю.

Если бы еще вернулся котенок… Она не могла надеяться на то, что на пороге вдруг появится Тэд, но котенок вполне мог быть живым и прятаться в чьем-нибудь гараже на соседней улице. Кэтрин выключила телеэкран. Прислушалась, не донесется ли с улицы мяуканье. Но вокруг было тихо.

Полковник Том Фолкнер не видел огненного шара. Когда яркая дуга прорезала небо, он сидел в комнате отдыха для офицеров авиабазы, потягивал отвратительный японский виски и без особого интереса просматривал видеозапись баскетбольного матча между командами Нью-Йорка и Сан-Диего. В дальнем углу комнаты два лейтенанта громким шепотом спорили о летающих тарелках. Один страстно отстаивал свою уверенность в том, что это — космические корабли. Другой занял ортодоксальную позицию скептика — покажите мне хотя бы кусок посадочного модуля, хоть что-нибудь, до чего я мог бы дотронуться, и тогда я поверю вам, но только тогда. Оба были слегка под градусом, иначе не затеяли бы этот разговор о блюдцах вообще — во всяком случае, в его присутствии. Всем было известно, что полковник терпеть не может разговоров на эту тему. К тому же, зная, насколько сурово обошлась с ним судьба, товарищи по оружию старались напрасно его не раздражать.

Фолкнер поднялся и бесшумно подошел к бару.

— Еще один виски. Двойной, пожалуйста.

Был ли упрек во взгляде бармена? Секундная жалость к пьянице-полковнику? Бармену не полагается покровительственно смотреть на своих клиентов, даже если он — чистюля из Оклахомы, который ни глотка не пригубит, разве что получив на то непосредственный приказ офицера.

Фолкнер нахмурился, отметив про себя, что стал слишком чувствительным, приглядывающимся к каждому жесту, слову, даже молчанию. Что пьет этот вонючий эрзац-виски только для того, чтобы хоть немного разрядиться, но в результате остается с новым грузом вины.

Бармен пододвинул к нему стакан. Банки с разбрызгивателем не в моде в офицерской комнате отдыха. Офицеры были джентльменами, и им нравилось, что обслуживающий персонал наливает им спиртные напитки в пристойную посуду.

Фолкнер хмыкнул и стиснул стакан в волосатой руке.

— Поехали! Тьфу, пакость.

Скривился.

— Простите за навязчивость, сэр, но, все-таки, каково на вкус это японское пойло?

— Вы его что, не пробовали?

— Нет, сэр. — Бармен посмотрел на полковника так, словно тот предложил ему совершить нечто непристойное. — Никогда. Я непьющий. Именно поэтому, как мне кажется, компьютер и поставил меня дежурить здесь. Вот так, сэр.

— Да-а, — кисло протянул Фолкнер, пристально глядя на бутылку так называемого виски. — Ну, не такое уж оно и гадкое, как кажется с первого раза. Довольно крепкое и немного напоминает настоящее виски, только вот отрыжка… Пока снова не наладим отношения с Шотландией, придется обходиться этим. Чертово эмбарго! Президенту следовало бы…

Он заставил себя умолкнуть. Бармен робко улыбнулся. Вопреки себе Фолкнер улыбнулся тоже и поплелся на свое место досматривать баскетбол. Центровой из Сан-Диего, парень ростом в 228 сантиметров, красиво подпрыгнув, уложил мяч в корзину. «Ну подожди немного, длинноногий балбес. В следующем сезоне в лиге появится парочка игроков ростом в 240, бьюсь об заклад. Посмотрим, как ты тогда попрыгаешь».

Спорщики все не унимались.

— …если и существуют чужаки, следящие за нами из космоса, как же получилось, что они до сих пор не вступили с нами в контакт?

— А может, уже вступили?

— Ну да. А Фредерик Сторм — пророк нашего столетия. Не говорите, что исповедуете культ Контакта!

— Я вовсе не говорил…

Фолкнер силой заставил себя смотреть на занимающий всю стену телеэкран. Он не должен был, никак не мог позволить себе думать в свое свободное время о летающих блюдцах. Ему был ненавистен сам этот термин. Все это было плохой шуткой, и никак не по его адресу.

Полковнику 43 года, и он помнил, когда летающие блюдца попали в выпуски последних новостей впервые. Это было в 1947, вскоре после второй мировой войны. Саму войну Фолкнер помнить не мог — он родился в 1939 году, в день, когда произошло вторжение в Польшу, и был в первом классе, когда война закончилась. Но сообщения о летающих тарелках запомнил, потому что всегда, с самого раннего детства интересовался космосом, можно сказать, был в числе первых, помешавшихся на этой проблеме.

Рассказы о блюдцах появлялись и исчезали, Том Фолкнер вырос, выбросил на помойку коллекцию своих фантастических журналов и поступил в Военно-Воздушную Академию, намереваясь посвятить свою жизнь американской космической программе, если таковая начнет разворачиваться. А через пару недель после того, как стал курсантом, русские вывели на орбиту свой спутник. Со временем материализовалась и американская космическая программа, усеченная, запоздалая, но настоящая. И как только фантастика стала реальностью, старое понятие «космонавт» сменилось гордым «астронавт», а Том Фолкнер приступил к программе подготовки астронавтов. Для участия в проекте «Мэркюри» он был еще слишком молод и отчаянно завидовал летающим на «Джемини», однако в проекте «Аполло» место ему нашлось, правда, в самом конце списка претендентов на полет на Луну. Если повезет, мечтал Фолкнер, он успеет еще слетать на Марс до своих сорока. Космос стал для него работой, важным делом. Дни он проводил в тренажерных залах, вечерами корпел над математикой. Летающие блюдца? Это для лунатиков. «Калифорнийские бредни» — так называл он рассказы о них, независимо от того, откуда приходили сообщения — из Мичигана или Северной Дакоты. В Калифорнии верили чему угодно, включая побасенки о багровых пожирателях людей.

В тот год Фолкнер женился, и нельзя сказать, что брак оказался неудачным, если не считать того, что детей у них не было. Он хорошо запомнил один из вечеров 1970-го года, когда компания ребят из «Аполло» хорошенько приложилась к большой бутылке виски, настоящего шотландского виски «Амбассадор» двенадцатилетней выдержки, и Нэд Рейнольдс, прилично нагрузившись, неосторожно заметил: «Ты не покинешь Землю, Том. Хочешь знать, почему? Потому что у тебя нет детей. Это очень не понравится публике. У астронавта должна быть пара картинных детишек, ожидающих возвращения папочки из космоса. Иначе телерепортаж будет совсем негодным».

Тогда Фолкнер не обратил внимания на эти слова. Подумаешь, пьяная болтовня. Только улыбнулся.

«Ты не покинешь Землю, Том…»

Истина в вине. Через шесть месяцев, во время очередной проверки здоровья, у него нашли что-то неладное во внутреннем ухе. Какое-то нарушение вестибулярного аппарата. Это стало концом его карьеры в «Аполло». Ему мягко объяснили, что выводить склонного к головокружению человека на орбиту нельзя, даже если до сих пор это ни в чем не проявлялось…