Андрей Аливердиев - Скиталец Страница 3

Между тем я осмотрел квартиру.

Интересно, в какую сторону она изменилась? Телевизор был старый, но все же цветной. Примерно такой же "Рекорд" мы с отцом купили лет десять назад, когда все неожиданно стало по талонам, но нам в кои веки повезло. На телевизоре лежало нечто, очень напоминающее ВМ12 , но с надписью ВМ24. Компьютера не было. Зато вот портрет Сталина был новым. Всегда мечтал подарить отцу такой!

***

Но пора было и честь знать.

Насколько я успел понять, дома я уже был в гостях. Где же теперь мой дом? Адрес его я не знал.

- Оля, ты не проводишь меня?

- Вы что, с Лорой поссорились? - удивленно спросила она.

- Да нет, просто... - я не знал, как соврать, но нашелся. - Просто хочу с тобой прогуляться.

- Не помню за тобой такого.

- Но, по-моему, я всегда был непредсказуемым.

- Не думаю. Однако, почему бы и не навестить подружку. Пойдем.

И мы пошли.

***

Совсем дома

- Ты позвони, а я пока спрячусь, - сказал я Оле, когда мы дошли до двери.

Я всегда был прирожденным юмористом, по крайней мере, со своей точки зрения.

- Оля? - несколько удивленно спросила Лора, открывая.

- Сюрприз! - воскликнул я, выскакивая, и протягивая ей купленный по дороге букет.

Это действительно был сюрприз. На несколько мгновений Лора потеряла дар речи, а затем, автоматически взяв букет, бросилась мне на шею. Скажу прямо, это было чудесно, лучше, чем я ожидал.

Лора была восхитительна. Еще лучше, чем в моем мире, где я даже не помышлял, что она может быть моею. Черные прямые волосы, подстриженные и причесанные в стиле Клеопатры, как нельзя лучше обрамляли скуластое лицо с восхитительными ямочками на щеках и не менее восхитительными зелеными глазами.

Мы немного посидели за чаем, но Оля, будучи человеком дипломатичным, не стала задерживаться слишком долго.

Тем более, что начинался футбол, который Оля, в отличие от Лоры, органически не переваривала. Сам я, честно говоря, всегда был равнодушным к футболу, и потому болел, во-первых, не очень яро, а во-вторых, скорее по политическим соображениям. В детстве, например, примыкая к большинству, я болел за "Динамо" Тбилиси, единственную кавказскую команду, имевшую реальные шансы претендовать на чемпионское звание.

- А кто играет? - невзначай спросил я.

- Как, ты не знаешь!!! - просто возмутилась Лора.

- Да, понимаешь, дорогая, как-то не до того было, - нашелся я. Защита, понимаешь ли?

- Ладно, ладно. В этом ты весь.

"Спартак" и "Цервона Звиезда". Кубок чемпионов.

- А вы за кого болеете? - уже из коридора раздался голос Оли.

- Конечно за "Црвону Зви?езду"! - автоматически ответил я, за что получил от Лоры легкий удар кулачком в грудь.

- В этом ты весь, - повторила она видимо свою коронную фразу. - Не можешь не дурачиться.

- А я и не дурачусь..., - начал было я, и уже хотел пропеть хвалебную песнь мужеству сербского народа, как вдруг понял, что здесь и сейчас мы находимся по разные стороны баррикады. - Просто тебя раззадорить хотел.

- А я уж думала, что ты, это..., того...

- ответила мне Лора. - Джинсовый костюм нацепил, а может, и дальше решил пойти...

Однако у меня получилось обратить все в шутку. И это не удивительно. Собеседники хотели от меня именно этого.

Все всегда получается, если от тебя хотят именно того, чего хочешь ты...

Оля ушла. Мы с Лорой остались, и все было хорошо, но какой-то осадок от этого разговора все остался.

Осадок несвободы. Этот мир был лучше моего, но и он имел свои ограничения, такие тягостные для народного вольнодумца, коим я, сколько себя помню, был всегда. Хотя, какое это имело значение, когда мы с Лорой остались одни в нашем доме! В своем мире я об этом не мог и мечтать!

***

Утром Лора ушла на дежурство, и я получил возможность спокойно осмотреть нашу квартиру.

Конечно же, я уже начал это делать вчера, но теперь у меня была возможность влезть во все, так сказать, детали.

А квартира мне явно нравилась. Мебели было еще не много, но все было со вкусом. На почетном месте стояло пианино - мечта моего детства, так и не ставшая реальностью. Рядом лежали две разъемные резиновые гантели и одна гиря. На стене висела гитара. Семиструнная.

Бросалась в глаза стоящая на пианино фотография, запечатлевшая одетого в южную форму человека, который весело улыбался, демонстрируя на груди симпатичную маленькую звездочку. Надо ли говорить, что этим человеком был я.

"Значит, в этом мире я служил в Афганистане, - подумал я, - И, черт побери, неплохо. Надо же, Герой!"

Но особенно меня заинтересовал, конечно же, компьютер! Вчера, как вы понимаете, мне было не до него. Сегодня же я, наконец, получил возможность оторваться. Дизайн этого "Роботрона", конечно, оставлял желать много лучшего, клавиатура тоже была ни к черту, но все же содержимое оказалось более чем впечатляющим! Практически не хуже моего домашнего компа из, так сказать, родного мира.

Общий просмотр имеющихся в памяти компьютера документов позволил мне немного войти в курс моего настоящего. Среди всего прочего там была краткая автобиография, отразившая основные вехи моей удивительно удачной в этом мире жизни.

Часть файлов, однако, оказались зашифрованными.

Особенно меня привлек один из них, самый большой по размерам. Интересно, какой же там был пароль? Ведь, в конце концов, не кто-то же другой, а я сам, собственной персоной его придумал. И тут в голову пришло, что самый важный пароль, который не предназначался для передачи кому бы-то ни было, у меня был один. Это было имя и день рождение моей первой любви, чистой и светлой, как само детство. Я давно потерял какую бы то ни было связь с этой девочкой, точнее, уже давно женщиной , но ее светлый образ навсегда остался в моей памяти.

Как это ни странно, сработало.

В файле оказался рассказ. Точнее, даже не рассказ, а мемуары, если можно так назвать воспоминания молодого еще человека.

***

Рассказ

"...Почему я начал писать?

Или, вернее, зачем я пишу? На этот вопрос у меня нет ответа. Сегодня я не могу показать эту рукопись даже своей жене. Да что там жене, даже своей маме. Те, кому я дал клятву, умеют наказывать предателей.

Как они меня отпустили? Вероятно, это было списание на Смерть. Даже Звезду Героя я получил в свое время "посмертно", как это значилось в указе. Товарищ подполковник, когда писал представление, не верил, что я переживу ночь. Но я пережил и ночь, и его самого. И даже будучи комиссованным с прогнозом "проживет не больше полугода", за год я полностью восстановил свои силы. Видно, на все воля Божья, да не услышат меня старшие товарищи.

Ну что, начали!"

Дальше шло описание учебки с реверсами в последние годы средней школы, неразрывно связанными с ДОСААФом. Там было много личных переживаний, очень личных. Таких, что я едва ли смог бы их пересказать.