Джек Вэнс - Поместья Корифона. Серый принц Страница 3

Кельсе и Шайна вышли из вокзальной суматохи в мягкое, тихое сцинтаррийское утро. Шайна вдохнула знакомый ветерок, напоенный ароматами листвы и цветов. Под темно-зелеными кронами джубб пестрели фестоны пунцовых соцветий — солнечный свет сочился сквозь листву, рассыпаясь размытыми розовыми узорами на черной мостовой проспекта Харанотиса.

«Мы остановились в „Морском просторе“, — говорил Кельсе. — По случаю твоего возвращения тетка Вальтрина, разумеется, сегодня же устраивает вечеринку. Можно было бы, конечно, не тратить деньги и ночевать в Мирасоле, но что поделаешь…» Кельсе раздраженно замолчал. Шайна вспомнила, что брат всегда недолюбливал Вальтрину. Кельсе спросил: «Вызвать такси?»

«Пойдем пешком. Здесь красиво! На борту „Ниамантика“ тесно, пришлось неделю провести взаперти, — Шайна глубоко вздохнула. — Я рада вернуться! Уже чувствую себя как дома».

Кельсе иронически хмыкнул: «Что тебе мешало приехать раньше?»

«О! Самые разные вещи, — Шайна беззаботно махнула рукой. — Упрямство. Своеволие. Папаша».

«Полагаю, что упрямства и своеволия у тебя не убавилось. Папаша тоже каким был, таким и остался. Если ты надеялась, что он станет податливее, тебя ждет большое разочарование».

«Нет у меня никаких иллюзий. Кому-то придется уступить — мне это не труднее, чем кому-либо другому. Расскажи об отце. Чем он занимается последнее время?»

Прежде чем отвечать, Кельсе задумался — такой привычки Шайна в нем раньше не замечала. «Пять лет промчались во мгновение ока, и он уже не ребенок», — подумала она.

«В общем распорядок жизни остался прежним, — прервал молчание Кельсе. — С тех пор, как ты уехала, было много новых хлопот и… Ты, конечно, слышала о „Союзе раскрепощения“?»

«Кажется. Точно не помню».

«Своего рода общество, основанное здесь, в Оланже. Раскрепостители хотят, чтобы мы разорвали „Договоры о повиновении“ и убрались из Уайи. Само собой, в этом нет ничего нового. Но в последнее время их движение вошло в моду, а Серый Принц, как он себя называет, стал популярной фигурой — символом грядущего раскрепощения, понимаешь ли».

«Серый Принц? Кто это?»

Кельсе криво усмехнулся: «Ну, скажем так… молодой ульдра из гарганчей, поверхностно образованный. У него хорошо подвешен язык, он умеет веселить публику и вызывает любопытство, как диковинный заморский фрукт — короче говоря, в Оланже по нему с ума сходят. Наверняка он не упустит случай покрасоваться на приеме у тетки Вальтрины».

Брат и сестра проходили мимо обширного синевато-зеленого газона, поднимавшегося от проспекта к цоколю высокого особняка с пятью фронтонами и башенками по углам фасада, выложенного горчично-желтой плиткой, перемежающейся полосами блестящего черного скиля — строения, задуманного в качестве эклектического каприза, но впечатляющего размерами и неким нескладным великолепием. Такова была Палата Хольруда, место пребывания Думы. Кельсе мрачно указал на нее движением головы: «Что ты думаешь? Раскрепостители уже там, „просвещают“ нотаблей… Конечно, я выражаюсь фигурально — они не обязательно выступают в Палате сию минуту. Отец настроен пессимистично. Он считает, что Дума в конце концов издаст указ не в нашу пользу. Сегодня утром от него пришло письмо…» Кельсе порылся в кармане: «Нет, оставил в отеле. Он собирается встретить нас в Галигонге».

Шайна удивилась: «Почему в Галигонге? Почему бы ему не приехать сюда?»

«Ехать в Оланж папаша отказался наотрез. Надо полагать, уклоняется от встречи с Вальтриной — боится, что та заставит его идти на вечеринку. В прошлом году она так и сделала».

«Отцу не повредило бы немного развлечься. Вальтрина устраивает веселые сборища, мне они всегда нравились».

«Ничего, зато на приеме будет Джерд Джемаз — он сумеет всем испортить настроение не хуже папаши. Джемаз привез меня на своем „Апексе“; он же отвезет нас в Галигонг».

Шайна поморщилась — нелюдимого Джемаза она считала диковатым типом и сторонилась.

Показался обрамленный парой колонн главный вход отеля «Морской простор». Шайна и Кельсе вступили на пологий эскалатор без ступеней, спускавшийся в вестибюль. Кельсе распорядился доставить багаж сестры из космопорта, после чего они решили прогуляться по открытой террасе над полосой прибоя, взяли по бокалу бледно-зеленого сока облачной ягоды с искрящимися осколками льда и присели на скамью, повернувшись к Хурманскому морю. Шайна сказала: «А теперь расскажи, как идут дела в Рассветной усадьбе».

«По большей части все, как прежде. В озере Фей заново развели рыбу. Я занимался розысками месторождений к югу от Бездорожья и наткнулся на древнюю качембу[3]».

«Ты в нее зашел?»

Кельсе покачал головой: «У меня от их закопченных закоулков мурашки по коже бегают. Но я упомянул о ней в разговоре с Кургечем. Он считает, что это, скорее всего, джирвантийская качемба».

«Джирвантийская?»

«Джирванты населяли Рассветные земли не меньше пятисот лет. Их поголовно истребили хунги, а потом пришли ао и вытеснили хунгов».

«Как поживают ао? Кто у них теперь матриарх?»

«Вопреки ожиданиям, столетняя Замина еще жива. На прошлой неделе они перекочевали в лощину Дохлой Крысы. Кургеч по пути завернул в усадьбу — я сказал ему, что ты приезжаешь. По его ммнению, тебе следовало остаться на Танквиле — здесь, говорит, у тебя будет уйма неприятностей».

«Суеверный старый бес! Что он придумывает?»

«Кто его знает? Может быть, ничего. Просто „чует будущее“, ка они выражаются».

Шайна отхлебнула из бокала, взглянула на море: «Шарлатан твой Кургеч. Не умеет он ни чуять будущее, ни угадывать судьбу, ни наводить порчу, ни передавать мысли на расстоянии. Чепуха все это».

«Неправда. У него есть способности самого удивительного свойства… Разумеется, Кургеч — всего лишь кочевник. Но он умудрился стать ближайшим другом отца — в своем роде».

Шайна возмущенно хрюкнула: «Отец — тиран. У него не может быть близких друзей, тем более среди ао».

Кельсе печально покачал головой: «Ты его просто не понимаешь. И никогда не понимала».

«Понимаю — не хуже тебя».

«Может быть и так. С ним трудно сблизиться. Кургеч составляет ему компанию как раз того сорта, какая ему нужна».

Шайна снова хрюкнула: «Непритязательное, верное существо, знающее свое место — вроде собаки».

«Ты глубоко ошибаешься! Кургеч — ульдра, отец — пришлый. Ни тот, ни другой не желают быть ничем иным».

Шайна залпом допила оставшийся сок: «В любом случае я не намерена спорить ни с тобой, ни с отцом». Она поднялась на ноги: «Прогуляемся к реке. Противоморфотная[4] изгородь еще держится?»