Андрей Демидченко - Вселенная, которую потерял Бог (книга 1, часть 1) Страница 3

Если вам случится побывать в Захмыреновске в период дождей, что, кстати, случается довольно часто, то бывалые жители вам настойчиво посоветуют оставаться дома и не выходить ни в коем случае на улицу, так как если вы и выйдете, то этим все и закончится. Дело в том, что городок из-за своих архитектурных особенностей не подлежал асфальтизации. Наша промышленность еще не освоила выпуск асфальтоукладчиков и катков, обладающих способностью ездить по так называемым "улицам" Захмыреновска.

Словно осознав некоторую нелепость ситуации, следующие поколения захмырян решили хоть как-то исправить положение. Ни один год велась дискуссия, работала авторитетная комиссия, и единственным результатом ее работы стало заключение о том, что выходом из создавшейся ситуации будет массовый общегородской субботник, на котором рекомендовалось насадить всюду и побольше деревьев, дабы хоть как-то скрыть архитектурные особенности славного города Захмыреновска. Горожане с энтузиазмом принялись за работу, и в итоге город через пару десятилетий украсился пышной зеленью. Каждый дом имел большой участок земли и, как правило, внушительных размеров сад, за которым более или менее ухаживали хозяева. Но основная масса деревьев, все же росла где попало, по-видимому, всосав корнями стойкое отвращение первых основателей города к геометрии и к какой-либо симметрии вообще.

Мой дом находился на одной из окраин Захмыреновска, почти у самой Утоплинки. За рекой плотной стеной темнел могучий лес. Он вольготно спускался к самому берегу и неподвижно замирал, любуясь своим отражением в воде. Сразу за моей калиткой начинался пологий спуск к воде, заканчивающийся небольшим глинистым обрывчиком. Этот участок земли всегда, естественно кроме долгой зимы, был покрыт густой и сочной травой, и здесь находила себе приют самая разнообразная живность, выполняющая функцию домашнего хозяйства.

Дом, сложенный из старого кирпича, имел самые скромные размеры. Высокая крыша с шикарным резным коньком придавала ему аристократический вид. С одной стороны к нему примыкала обширная беседка, где я один или с друзьями часто проводил часть свободного от забот времени. Рядом с домом произрастал сад. Я не знаю, кто и когда этот коллектив деревьев самых разнообразных видов, не имеющих к культурным плодово-ягодным видам никакого отношения, назвал садом. Так его называла моя ныне покойная бабка, поэтому к этому названию я привык, а во времена ее молодости - ее бабка тоже так величала рассматриваемую территорию, поросшую древесной растительностью, а в дни юности этой бабули.... В общем, название "сад" передавалось из поколения в поколение. Хотя если придраться к названию, то выяснится, что под понятие "сад" мой сад не попадает. И если бы в нынешний век высоких информационных технологий, небывалого развития селекции и генной инженерии кто-нибудь вдруг воспламенел желанием заложить сад, подразумевая его нынешний видовой состав, в надежде собирать в будущем хорошие урожаи, и поведал о своей затее широкой общественности, он был бы попросту зверски убит любым добропорядочным гражданином, знающим азы биологии, дабы не допускать подобного безобразия, порочащего человеческий род.

Но, несмотря на все вышеописанные недостатки, сад мне очень нравился. Он так таинственно шумел листвой и терся о шифер крыши, весной же, просыпаясь после глубокого зимнего сна, наполнял все вокруг волшебным дыханием жизни, а знойными летними днями заботливо укрывал под своим раскидистым шатром, даря упоительную прохладу и свежесть, что я прощал ему скудность, а временами и полное отсутствие урожая.

В этом месте, я думаю, самое подходящее время познакомить Вас, дорогой читатель, со мной и моими друзьями. Я считаю это необходимым, так как наши персоны будут постоянно фигурировать на страницах настоящего повествования, и вполне закономерно, что вам захочется узнать побольше, что, в сущности, мы из себя представляем. Зовут меня Феофилакт. Вы не ослышались - Феофилакт. Я почему-то уверен, что когда моя мама собиралась меня произвести на свет божий, ее кто-то сильно и незаслуженно обидел. И всю злость, до краев наполнившую ее душу, она решила вымести на мне, и, перерыв горы литературы и найдя то, что нужно, она назвала меня таким именем. Назвала, чтобы я всю жизнь мучился и своими мучениями отрабатывал по крупицам причиненную ей обиду. Аналогичный случай, как пить дать, произошел и с моей бабкой по отцовской линии, ибо отчество звучало не лучше: Харлампович. Теперь соединим вместе имя и отчество и посмотрим, что же получится: Феофилакт Харлампович! Ну, как, звучит? Да, тяжелое время, трудные судьбы были у наших родителей. Но все же нужно попытаться их понять, понять и простить.

Во всем остальном я на высоте: рост метр восемьдесят восемь, широкие плечи, узкие бедра, в меру упитан, волосы густые русые, правильные черты лица. Во взгляде серо-голубых глаз почти всегда искрятся смешинки, и игриво струится тот обворожительный блеск, который так нравится женщинам. По крайней мере, некоторые из них мне об этом говорили. Ко всему прочему мать наша природа наградила меня чистым и сильным голосом, не чуждым вокальному искусству. Когда я узнал об этой замечательной своей особенности, то сразу решил закрепить достигнутый успех и в короткий, по сравнению с вечностью, срок освоил игру на гитаре. Соединив то и другое, я обнаружил довольно неплохой для жителя провинциального городка результат. И когда в самой непритязательной компании или в высоком аристократическом обществе я брал в руки гитару и начинал петь какую-нибудь первую, пришедшую на ум душещипательную песенку, равнодушных не оставалось. Волшебная сила моего искусства завладевала всеми, окрыляла и уносила их в далекие края хрустальной мечты. В дополнении ко всему выше сказанному я всегда имел вид подтянутого и опрятно одетого мужчины, к этому меня обязывала еще и моя профессия. Я работал учителем. Захмыреновск содержал несколько школ, кажется пять или шесть, не больше, на остальных ему не хватило бы ни сил, ни здоровья, ни средств.

Та, в которой я работал, была двухэтажной, сложенная из красного кирпича, она гордо красовалась сверкающей оцинкованной крышей, случай для школ, кстати, очень редкий. Каждое утро молодое захмыреновское поколение, хлопая сонными глазами и на ходу дожевывая наспех "проглоченные" бутерброды, спешило в школу грызть гранит науки. Пользы, конечно, от этого кроме поломанных зубов, изъеденных кариесом, и в конец испорченной осанки не было никакой. Впрочем, для молодого поколения сей факт, оставался покрытым мраком неизвестности. Да и за чем им было знать? Если сия тайна окажется, не доведи Господь, открытой, то мы, учителя, останемся до скончания века без работы, а предоставленные самим себе "цветы жизни" начнут курить, пить, хулиганить, заниматься рэкетом и нарушать общественный порядок, так горячо любимый старшим поколением города. Поэтому нынешнее положение всех устраивало, и все без исключения оставались довольными.