Александр Карапанчев - Стапен Кройд Страница 3

В своем письме Гарольд Леренз, "великий пророк воздушного человечества", просил Кройда разыскать несколько материалов, необходиных ему для поэтической антологии, над составлением которой тот работал уже давно. "Она будет называться "Слова кристального молчания", - писал удалившийся на покой директор, - и я собираюсь включить в нее стихотворения, написанные в разные эпохи, одним из основных образов, которых является тишина. Такое название я позаимствовал у болгарского поэта Димчо Дебелянова, величайшего мастера элегической поэзии. Я хочу представить его творчество крупным циклом стихотворений, но, к сожалению, не располагаю оригиналами его произведений..." Далее он сообщал о том, что успешно осваивает славянские языки, и просил Кройда оказать ему дружескую услугу - переслать по указанному адресу книги Дебелянова на болгарском языке, которые, как ему известно, пылились где-то в хранилищах Национальной библиотеки.

Стапен бросил письмо на стол. В сознании всплыли полузабытые картины ярко-белых облаков, чуть тронутых багрянцем заката. Тоже мне нашелся заоблачный Крез! Спустись-ка ты сам на грешную землю и разыскивай себе на здоровье этого Дебелянова, а у него, у Кройда, на это просто нет сил. И опереться не на кого - еще шесть лет назад весь персонал библиотеки был выведен из его подчинения и передан в роту антишумовой защиты. Потом "из высших соображений" его лишили электронной картотеки и копировальных машин, оставив только компьютер для наблюдения за состоянием фонда. С редкими посетителями приходилось справляться в одиночку, ровно как самому приходилось выполнять заявки и оформлять поступавшие книги. А ведь когда-то и он писал эссе о любимых поэтах. Да, много чего было когда-то! Он вспомнил, как Халидж втолковывал ему причины такого разительного изменения мира по сравнению с двадцатым веком.

Все это мы получили в наследство от своих дедов, бурчал Халидж, и в его леденящем душу взгляде читалась дикая ненависть. Под ударами, посыпавшимися на Халиджа с того времени, как он занял пост начальника штаба противошумовой защиты, он превратился в растерзанный полуфабрикат и мало напоминал того друга детства, с которым они вместе зачитывались сказками.

Наши деды, говорил Халидж, не хотели понять простой истины, состоящей в том, что тишина загрязняется так же, как вода, воздух, почва - вообще вся природа. Им казалось, что она неисчерпаема и снесет любые надругательства. Они до отказа пичкали мусором ее недра, и вот теперь они пробудились и выплевывают на нас всю эту гадость. И если до XX века положение было не столь угрожающим, то во второй его половине ученые начали высказывать догадки о том, что человечество вплотную приблизилось к критической границе разрушения тишины. Общество попыталось поднять голос в свою защиту, однако разрозненные выступления были парализованы равнодушием правительств, прикрывавших свое наплевательское отношение постановлениями министерств и никому не нужными замерами. Разве можно было полагаться на декады борьбы с шумом, как на панацею? Дампер, родившийся в 1992 году, спустя тридцать лет накопил достаточно материала, чтобы обосновать свою теорию. Она дала общественности серьезное оружие, но сумеет ли наша общественность добиться победы - это еще вопрос. Согласно одной из гипотез Дампера, нас не только будут атаковать шумы прошлых двух столетий, но и обрушатся лавины звуков, как казалось раньше, давнымдавно похороненных.

Тишина на планете продолжает исчезать, хотя мы все больше превращаемся в безмолвные тени, сводили счеты с каждым децибелом, выбиваясь из сил, толкаем назад цивилизацию, развитие которой сопровождалось громом и треском. Вот он - завет дедов: повернуть историю вспять, чтобы выжить! В наше время тишина сохранилась только на самых высоких вершинах, Е горстке пещер, на океанском дне да в верхних слоях атмосферы, но и там мы разрушаем ее. Дошло до того что звон разбитой тарелки мы принимаем за пуск ракеты!

В ожидании обеденного перерыва Стапен Кройд припоминал рассуждения Халиджа. Голова его при этом покоилась на письменном столе. Аромат воспоминаний витал в кабинете, казалось, он проникал в его мозг, дразня, напоминал, что где-то в необъятных хранилищах библиотеки затаился там, шепчущий кристальные слова безмолвия. Кто услышит их, кто отправится на его поиски? Волоча ноги, как побитая собака, директор спустился в бар, без особого желания проглотил стандартный обед и, вернувшись в кабинет, снова принял прежнюю позу, завидуя Гарольду Лерензу и его последователям, безмятежно спящим сейчас в своих стратосферных убежищах. У Кройда не было никакого желания трудиться, но, поскольку за патроны приходил осышатить, он не смел покидать рабочее место.

Он думал о том, что в этот самый момент спецподразделения борьбы с шумом (а в них влилась почти десятая часть населения планеты) гоняются за звуками, выуживая их из самых укромных уголков планеты, подобно пчелкам по каплям собирают тишину, откапывая ее в самых невероятных местах - в стволах деревьев толщиной в дом, в скалах, в цветах, в рыбах, в солнечном свете. Во времена его молодости в моде были сурдокамеры - встретить их можно было на каждом углу, Целые жилые корпуса и отдельные квартиры перестраивались в сурдожилища; позднее появились патроны, они оказались дешевле, их установка не требовала перестройки жилища. Для людей с видным общественным положением тишина порциями доставлялась из космоса при помощи ракет, цивилизация все больше и больше усилий затрачивала на то, чтобы заштопать прорехи, оставленные предшественниками.

Наконец он вернулся домой!

Халидж сдержал свое слово - в прихожей висел новехонький серебристо-вороной патрон. Стапен Кройд блаженно растянулся на кровати и почти сразу же провалился в сон. В его отключившемся сознании последней мелькнула мысль о том, что жена и дочь наверняка завалились дрыхнуть сразу же, как только патрон был доставлен людьми Халиджа.

Ему снилось, что он перечитывает Колриджа, своего любимого автора, и его слух тревожит лишь легкий шелест страниц и собственное ровное дыхание.

Проснулся он на заре. Жена и дочь продолжали сладко спать. Воскресное утро Кройд встретил с томиком Колриджа в руках. В выходной день Кройд решил сходить на могилу родителей. В тиши кухни все звуки доставляли ему неизъяснимое удовольствие - закипавшая в чайнике вода, слабое потрескивание ушей во время завтрака, чистый звон приборов. Едва нарушавшие полную тишину, звуки эти казались ему драгоценным сокровищем, извлеченным из глубоких сундуков памяти.

На аэромобиле Кройд доехал до кладбища Аболидо. Оно было защищено от эффектов Дампера и ограждено звуконепроницаемым барьером, за создание которого проектировщик был удостоен Нобелевской премии. Его сооружение обошлось городским властям в астрономическую сумму. Над входом горели лазерные буквы надписи: "Если вас не похоронили на этом кладбище, вы жили напрасно". Кройд знал, что кладбищенские аллеи были любимым местом отдыха многих горожан, но в последнее время сюда стали пускать только по специальным пропускам и то в строго определенные часы.