Марк Клифтон - Награда за доблесть Страница 3

Когда космическим лайнерам не удается отправить инспекции в глубокий космос, их отправляют в такие места, как Марсопорт, и сплавляют провинциальным пассажирским службам. Конечно, они обслуживают беднейшие секции. И если на корабле существует небольшая утечка кислорода, плохо работают стартовые механизмы, это лишь неудобства для пассажиров. Настоящие беды редки.

А когда они случаются, выжившие семьи всегда могут написать протест правительству. Иногда они получают ответ - форма Ха 758693, - сообщающий им, что комитет занимается проблемой. Эти письма удовлетворительно служат последние двадцать или более лет. Может, даже и существует такой Комитет должны .же как-то вербоваться политические любимчики.

Когда корабли становились еще хуже и ремонт начинал поедать доходы, их передавали дальше, в еще меньшие городки и на вспомогательные линии. В конце концов, они кончают челночными рейсами на рудниках и на торговых грузовых линиях.

Тем же путем следуют и космические пилоты и часто одновременно. С ложной радостью и некоторым сожалением любой может связать классические рекомендации с большинством из этих людей. Они очень хороши - когда трезвые.

В прошлом я часто гадал, о чем думают эти старые пилоты - те, кто исследовали глубины космоса, а теперь пилотировали рудовозы. Я гадал, о чем думает Макнаб, через какие адские муки он прошел, видя, что падает из пилотского кресла все ниже, и ниже, и все ниже. Я гадал, испытывал ли он чувство поражения, что не попал в высокую и благородную цель - печать, так сходную с моей.

Не было сомнения, это была доблестная жизнь, может, и непризнанная, но все-таки очень реальная. При менее ярком восприятии, было ли это у меня?

Дедушка, награда за доблесть и честь - .всегда в стремлении к величию духа, всегда не считаясь с ценой, если воздается по справедливости-эта награда не достанется мне.

Когда я встретился с Макнабом в торговой фактории, он мне понравился. Но было нечто другое, не связанное с симпатией или-антипатией. Кто-нибудь другой мог бы классифицировать его лишь как бродягу со старого грузовоза, но я все еще чувствовал вокруг него ауру обаяния старого космического пилота - настоящего космического пилота, а не нынешнего водителя грузовика.

Ныне пилот нажимает кнопку в начале путешествия и другую кнопку в конце. Остальное делает автоматика. Но во времена Макнаба пилоты исследовали глубокую тьму космоса, нескончаемого и тревожного, как древние мореплаватели исследовали море. Космос прокрался в их глаза, в самую глубину их, и никогда не покидал. И когда кто-нибудь смотрел в эти глаза, он смотрел в глубину космоса.

Это ли моя награда, дед? Быть способным распознать доблесть там, где я ее вижу, независимо от того, что бы рассказал побывавший здесь репортер?

Я был единственным пассажиром. После того, как я поднял на борт свой багаж, Макнаб стукнул по кнопке, чтобы закрыть люки корабля.

Он был немногословен и говорил как-то нехотя. Был он высоким и стройным, с седыми волосами, которые все еще густо покрывали его голову и торчали из ушей и ноздрей. У шотландцев волосы, кажется, продолжают расти, когда они стареют. Его форма была на удивление аккуратной и тщательно залатанной. У него не было и следа венерических судорог, лунного пылевого косоглазия, марсианского химического варикоза вен и тусклого пьяного взгляда землян.

Но моя работа заключалась не в том, чтобы гадать о людях. Моя работа заключалась в том, чтобы интерпретировать и претворять в жизнь правительственные предписания. Я сел на ближайшее сидение и вытащил пачку предписаний. И постарался извлечь смысл из напыщенных фраз, в которых они были составлены.

Я вытащил из кейса листок с анализом, чтобы сделать грамматический разбор предложенных предписаний. Может быть, если бы я мог отделить собственно статьи от пустопорожних слов, я мог бы ухватить мысль. Черт - я даже не мог найти подлежащее или сказуемое. Ребята, которые пишут подобные документы, должно быть, слишком далеко .зашли.

Я обнаружил, что раздумываю, действительно ли шахта, которую я только что инспектировал, будет уничтожена взрывами, которые я осудил. Я гадал, будет ли компания считать стоимость запрещенных взрывов выше, чем жизни занятых людей и использование их.

Я обнаружил, что удивляюсь, почему Макнаб не стартует. Казалось, он дергает за рычаги и бьет по кнопкам. Чего же он не взлетает?

Я вернулся к предписанию. Первая фраза включала в себя тридцать два подчиненных предложения. Дальше я определил, что семнадцатая часть предложения модифицирует значение третьего предложения а в сочетании с двадцать пятым предложением оно полностью анализирует это третье предложение.

Ладно, здесь была лазейка, приглашение к взятке. Я знал, какие от меня ожидались действия. За определенную цену предлагалось указать на лазейку тем компаниям, что я инспектировал. Потом, позднее, приходит инспектор и налагает на компанию жестокую пеню за то, что она не следует рекомендациям. Пеня будет поделена между прокурорами, судьями, инспекторами и другими вовлеченными в дело.

Компании всегда действовали подобным образом. Хотя они могли выплатить штраф в несколько тысяч, они тем временем получали шанс надуть публику на миллион. Официальным лицам до самого верха, похоже, нравилось это, потому что инспектора, которые с ними сотрудничали, всегда получали выбор назначений.

Казалось, это всем нравилось, кроме меня. Я должен быть упрям.

Я должен быть честен. Я выбрал эту вонючую кучу именно поэтому, здесь было немного денег, чтобы как-то получить их.

Ты неправильно растил нас, дед. Тебе следовало бы вырастить нас такими, чтобы мы соответствовали своему времени, вместо того, чтобы дать нам за основу стандарты, которые умерли и почти забыты.

Я вновь поднял голову, оторвавшись от своих попыток разобраться в предписании. Макнаб встал со своего места и поднял настил кабины пилота. На его штанах были видны аккуратные стежки большой заплаты. Я увидел испачканную руку, подымающуюся вверх и опустившуюся на рычаг. Она неловко шарила в поисках отвертки. Рука схватила отвертку и вернулась в дыру.

Я посмотрел в кварцевое окно, ожидая увидеть унылый пейзаж.

Но появилось нечто интересное. Личная космическая яхта опустилась рядом с торговой конторой. На боку горело слово "Пресса". Это слово заставляло даже высших чиновников останавливаться. Каждый знал ужасающую власть прессы. Мстительные журналисты держали в руках больше власти, чем короли.

Я праздно наблюдал, как сел корабль. Я видел, как открылся люк и вышли двое мужчин. Один из них был увешан фотографическим оборудованием. Другой нес на себе печать репортера, который ни перед кем не держит ответа, кроме своего редактора. Малейшая его прихоть могла создать или разбить судьбу человека или компании. В двадцатом столетии они начали давать семантическую нагрузку новостям с помощью личной политики и пристрастий. Теперь ясное изложение фактов было полностью забыто.