Владимир Моисеев - Будем жестокими Страница 3

Нет, наверное, я не прав.

Хорошие ребята, самозабвенно любящие свою работу, нашедшие в ней свое предназначение, верящие в нее. Именно, беззаветно верящие... Предположим, мне запретят писать, и за любой исписанный мной листок - каторга. Смог бы я жить? Смог бы, я думаю. В последние годы я столько раз отказывался от того, что составляет смысл моего существования, что отказаться еще раз такая мелочь, что и говорить смешно. Сейчас я отказываюсь легко и профессионально, как хорошо отлаженный механизм, даже не без кокетства. И, наверное, где-то в глубине души завидую людям, которые отказываться не научились и учиться не собираются. Может быть, поэтому я и пытаюсь обвинить их в несуществующих грехах. Нужно быть честным с самим собой, я человек без будущего, человек, который давно пережил свои мечты и желания, человек, у которого не осталось ничего святого за душой. И я завидую им.

Он представил, как парень возвращается на базу после акции, ставит автомат в пирамиду, сдирает с себя вонючий комбинезон, принимает душ и, облачившись в белоснежную рубашку, подобрав галстук по настроению, принимается за работу. Он счастлив эти три, четыре, пять часов, которые может посвятить своей работе... Впрочем, вряд ли все так красиво и романтично.

Терроризм - дело хлопотное. Физподготовка, это раз, в прошлом они почти все были хлюпиками, военная подготовка, тактика, чистка оружия, разработка операций, патрульная служба да и хозяйственная деятельность тоже на них, не домработницу же они нанимают. Так что, если у них и остается личное время, вряд ли они тратят его на науку... Впрочем, очень может быть, что в подполье давно произошло расслоение - одни (талантливые) наукой занимаются, другие (рядовые) определены в боевики. Кстати, не потому ли и Николеньку разыскивают, что он давно забросил свои галактики, оказавшись неспособным, и стал мстить за это и себе, и другим. Опять ошибаюсь - они там все гениями себя почитают, иначе какой им смысл в подполье соваться, если они не гении... Не так воспитаны.

Дома, за чашкой кофе, Поль еще раз запретил себе забивать голову этой ерундой. Материала очень мало, все равно ничего не получится, тем более, что он никак не мог понять причины их фанатизма и цели их движения. А без этого вся их деятельность казалась Полю детским костюмированным утренником. Он вспомнил, что года два тому назад уже пытался выжать что-нибудь из этой темы, даже завел специальную папку, куда собирал газетные вырезки и собственные записи слухов и легенд, которыми движение обросло, как морской лайнер ракушками.

Он не поленился достать ее с антресоли и, стряхнув пыль, швырнул на свой письменный стол. Папка остро и неприятно пахла слежавшимися бумагами и многолетней книжной плесенью, когда-то эти запахи будили его энтузиазм, а теперь вызывали, пожалуй, лишь заурядное чувство брезгливости.

Работать уже не хотелось. К тому же пора было собираться в "Андромеду".

Интересно, подумал он, наскоро побрившись и отмыв руки своим любимым мылом. Неужели на земле есть люди, которые могут обойтись без кабака. Этакие молодцы, способные трезвыми глазами смотреть на свою радость и на свое горе, умеющие систематически работать без дозаправки. Наверное, им можно позавидовать... А может быть и нет... Черт их знает.

Третья рюмка всегда была для Поля критической, он ждал ее с каким-то детским любопытством, потому что ему самому было интересно, куда заведет его подогретое алкоголем воображение. На этот раз он во всей полноте прочувствовал, что живет неправильно.

Почему я так мало волнуюсь в последнее время? Неужели мои чувства атрофировались? Боже мой, какая нелепая, непоправимая беда. Господи, как это пошло и глупо - ничего не чувствовать, ни во что не верить... Молю тебя, не допусти.

Он налил себе еще немного джина.

Я разучился быть естественным, я не способен больше на самое обычное безрассудство. Неужели, сбылось детское проклятье? Все, все твердили подрастешь и будешь гоняться за лишним куском хлеба, позабыв о своих претензиях и счастлив будешь, только когда урвешь кусок пожирнее. Совесть, идеалы - все эти слова потеряют четкость, расплывутся под напором желаний, легко поддающиеся любому толкованию.

Господи, мне уже сейчас хочется хапать, хапать, подгребать под себя. Неужели я никогда ничего не захочу больше сделать без выгоды для себя? И мой мозг, мое проклятье, будет стоять на страже моего благополучия, хотя его никто не просил об этом.

Я не действую. Я статичен, как античный ночной горшок. Рассуждаю, болтаю, часами что-то обмозговываю и не действую... И удивительное дело не хочу действовать. Более того, мне кажется, что это бездействие и делает меня человеком. Парадокс? Ну почему, есть люди действия, есть люди бездействия. Эволюция нуждается и в тех и в других. Неизвестно, в ком больше. Ничего не поделаешь, это диалектика - единственное обоснование пошлой и скучной философской категории, которую мы называем человеческой жизнью. Не нами это заведено, не у нас и голова должна болеть, потому что лично я именно в бездействии обретаю истинное величие. Я - молчаливое большинство!

Впрочем, эта болтовня бессмысленна - а не действую я по той простой причине, что никому мои действия не нужны. Мне негде применить свои силы, и это, пожалуй, очень обидно. Что бы я ни сделал, все принадлежит Великому Уравнителю - мусорной корзине. А если, мне удастся сделать что-нибудь по-настоящему большое, что не влезет ни в одну мусорную корзину, тогда, конечно, придется повозиться, подыскивая для моего творения местечко прямо на свалке.

Но и это только самообольщение для поддержания самомнения и душевного равновесия. Мол, силы некуда применить, а то бы я вам показал, как надо работать, творить, полностью отдаваясь и так далее. Красивая поза незаслуженно обиженного человека, этакого героического в своем роде мученика (неужели пробьюсь!). Вот если бы, то тогда, конечно, я бы смог... Примерно так я всем и говорю, когда спрашивают. Жаль только, что с некоторых пор и сам-то в эту ахинею не верю. Меня перестали подогревать длинные периоды из цикла "я самый великий". Я - то, что я есть, ни на что большее не способен и не хочу быть способным...

Из темноты вновь появился Федор. Он был потный, возбужденный и красивый.

- Держи, - он протянул Полю бутылку. - Но пока не открывай. Здесь одна девочка с трудом сдерживает в себе желание познакомиться с тобой... Я сказал, что после Конгрива ты на втором месте. Это, по-моему, ее здорово распалило, хотя сомневаюсь, что она знает, кто такой старина Билли.

- Как, впрочем, и ты сам. За всю жизнь ты не прочитал ни одной пьесы.

- Пускай так... Вот ты нам и расскажешь, чем же хорош старик Уильям, и почему ты его еще не сделал.