Андрей Щупов - Поезд Ноя Страница 3

— Да уж, произведения на прилавках мелькали отменные. Взять, к примеру, ту же «Свадьбу Скрюченного»! Воистину крутой сюжетец! Один язык чего стоит! «Правым указательным пальцем он нажал на спуск пистолета марки „ТТ“, с горькой усмешкой на красивом бронзового оттенка лице проследил за тем страшным результатом, который наделала его последняя решающая пуля»… Честное слово, ничего не выдумываю, цитирую по памяти!

— Хорошая у тебя память.

— Да нет, специально выучил. Были куски и похлеще.

— Потом ведь еще печатали «Охоту на Скрюченного», «Золото Скрюченного», «Месть Скрюченного»…

— Не перечисляй, я помню. Полное собрание сочинений — сорок три тома! И все про этого самого Скрюченного.

— Обалдеть можно!

— Подумаешь! Всего-навсего еще один Джеймс Бонд.

— О том и речь. Но какой успех! Вы вспомните!

— Помним, помним! И знаешь, в чем секрет этого успеха? В том, милый мой, что писали о том, чего не было. Фрейд это в свое время популярно растолковывал.

— Эдипов комплекс?

— Сам ты Эдипов комплекс! Сравнил грабли с лопатой. Я про боевики говорю. И эротические фантазии. Уж вы мне поверьте, про такие вещи лучше всего кропали либо вечнопечальные импотенты, либо невостребованные женщины. Выход нераскрытого либидо через литературу.

— Униженцы и возвышенцы?

— В точку!.. Помнится, Моравиа тоже эту темочку обсасывал. Жаль, не развил идейку. Утонула за картинками половых приключений.

— Так может, Моравиа тоже, к примеру, того? В смысле, значит, невостребованный?

— Кто же знает. Теперь всякое болтают. Про поэтов с прозаиками, про танцоров. Невостребованность — она действительно бывает плодовитой.

— Ну вот, договорились!.. А мы с вами — что, импотенцией страдаем? Я, к примеру, решительно возражаю! И думаю, появись такое желание, сумели бы зафуфырить какую-нибудь эротико-приключенческую блудодень. Даже проще простого!

— Пожалуйста, кто мешает! Зафуфырь!

— И зафуфырил бы! Только пакостно мне, к примеру! И душе претит.

— Им тоже претило, однако преодолевали. И себя, и мораль, и стихию.

— Ну и что?

— Ничего. И ты преодолей! Волю прояви, настойчивость!

— Я так не могу.

— Не могу, не могу, свело правую ногу! — весело подхватил Жорик.

— Не ногу, а ногу! — хрюкнул Егор.

— Все равно не могу!..

— Зря ржете. Грустная это вещь — сочинять строки, которым не увидеть свет при жизни автора.

— Если бы только при жизни!

— О том и толкую! — Горлику очень хотелось продолжить прежнюю тему. — В кино — сериалы, в музыке — рэп-частушки. Докатились, так-перетак! Поспрашивайте у тех же инсайтов, какие у них самые крутые игры, и, как пить дать, укажут на какой-нибудь мыльнопенный триллер. А в сюжете очередной «Скрюченный» бродит по тоннелям, крошит ползающих повсюду вампиров и соблазняет на все готовых принцесс. Нет, братцы, я не против массовой культуры, — черт с ней! — я против культуры скучной и безмозглой.

— Запомни, камрад, массовая культура — всегда безмозгла.

— Чего, чего?

— Разъясняю. Если Толстого с Апдайком распространить по всей планете, то и они перейдут в разряд серого и сирого.

— Ну уж… Это ты не туда загнул. Я ведь о наших временах, о наших условиях.

— А что ты хочешь от наших условий?

— Как что? Я много чего хочу. К примеру, чтобы уровень той же массовой культуры чуток приподняли. Не могут сами, пусть заимствуют у классиков. Не из головенок своих пустых, не с потолка, а из чужих, к примеру, шедевров. Все таки облагородили бы беллетристику.

— Благородная беллетристика! Отменно звучит… — Жорик гоготнул. — Как-то читал я одного пиита, — тоже увлекался вольными переводами…

— Вольными или невольными?

— Это уж как взглянуть. Впрочем, кое-что у него действительно выходило забавным — в смысле, значит, облагороженным. — Жорик взмахнул руками, с завыванием продекламировал: нежно раскрылись уста / лица ее живота, / и острый клинок джигита / что будет сильней победита…

— Хватит, хватит! Суть мы уже поняли.

— Что вы могли понять, это же только начало!

— А я говорю: достаточно!.. Помнится, наш преподаватель эстетики, старый хрен, похожий на Эйнштейна, как-то, разъярившись, воскликнул: «Я вас культуре учу, говна такие, а вы тут лясы точите!» Мы потом чуть ли год эту фразу цитировали. На доске мелом писали. Ох, и посмущался он у нас! Даже жаль старика было. Вот и тебя с твоим половозрелым джигитом туда же понесло.

— Меня?!..

— Кого же еще! Только, ради Бога, не обижайся. Какая разница, как называть — компиляция или облагораживание. И то, и другое — по сути своей воровство.

— Я бы сказал мягче: заимствование…

— А что тут плохого? Если заимствуют, значит, чего-то стоишь. У меня, к вашему сведению, раз семь или восемь заимствовали идеи. Прямо кусками текст выдирали.

— Так ведь, к примеру, и у меня то же самое!

— Возможно, не спорю. Зато твой «Иммануил» точь-в-точь как Тургеневский «Рудин». До точек и запятых. Ты извини за прямоту, но это уже факт. Ты даже абзацы ленишься местами переставлять и прилагательные старорусские оставляешь.

— Ну и что ты этим хочешь сказать? — узловатым пальцем Горлик вывел в воздухе замысловатый иероглиф. — Тут ты, братец, на скользкое ступаешь! Потому как, во-первых, я уже сказал: писатель Горлик в принципе не возражает против списывания, — лишь бы доходило до народа, а во вторых, это надо еще выяснить, кто у кого списал. Великий ли, заглянув в скважину будущего, или я, всмотревшись в дыру прошлого. Таланты — они, милый мой, — вне времени.

— Славная же тебе попалась дырочка! Этакая дыра-дырища! — Жорик громко расхохотался. — Не расскажешь, где такие водятся? Тоже разок бы заглянул.

— Ну, не дыра, так омут. Что ты привязываешься к словам! Я только хотел сказать, что, может, и нет в мире ни будущего, ни прошлого. Один голимый океан информации. Все, понимаешь, там есть — все и обо всем. А мы с жалкими своими ковшиками и ложками, как солдаты из какого-нибудь Баязета, — доползаем и черпаем…

— А я считаю так: все по кругу идет. Друг за дружку цепляемся и лезем. Тех же музыкантов послушайте — Боччерини, Альбинони, Вивальди, Паганини и прочих. Кто там у кого скатывал — теперь и не разберешь. То есть, слов нет, красиво, пышно, но так, пардон, одинаково, что диву даешься. А если уж такие великие заимствовали, то чего нам, грешным, стесняться? Это даже не плагиат, а всего лишь трансформация уже написанного — на свой лад и по своему разумению.

— Пожалуй, из тебя вышел бы неплохой адвокат!

— Не спорю, краснобайствовать я всегда любил…