Евгений Филимонов - Мигранты Страница 3

Возможно когда-то в далеком будущем им приведется где-нибудь на пикнике внезапно встретить своего бывшего высокопоставленного благожелателя - башнеподобную фигуру причудливых очертаний, перебредающего, содрогая всю округу, с холма на холм, вперив незрячие очи в ему лишь доступные горизонты. И вполне понятно будет желание пенсионера-буфетчика, или же швейцара гардеробной, стариканов тоже не без маразматических вывихов, пообщаться по старой памяти с монстром былых времен.

- Евграф Лукич! Евграф Луки-ич! Добрый день, это Приямков.

- К-к-кто? - шамкающий рокот сверху.

- Приямков, шофер! Возил вас...

"Пока возить можно было", - додумывает непочтительный внук, а дед, задрав трясущуюся голову, всматривается с искательной улыбкой в темный силуэт.

- Эт-то у к-которого д-двойня? - доносится наконец.

- Почти что так, - радуется старик, удостоенный беседы, - дочь у меня, Галина, помните - никак от соски отучить не мог...

Долгое молчание; во всем облике окаменелого деятеля мучительное усилие воспоминания.

- А-а, в-вот это кто... Н-ну что, отучил т-теперь?

- В тот же год, Евграф Лукич! А вы как?

Но этот вопрос, устремленный почти что в небеса, вязнет в еще большем недоумении. Покряхтев неопределенно, гигант поворачивается и с гулом продолжает путь, а счастливый ветеран все смотрит ему вслед из-под ладошки, пока видение не исчезает за дальним лесом.

РЕМИНИСЦЕНЦИЯ

Когда-то в года замшелые появился в одном журнале небольшой рассказик. В ту пору для наших фантастов зарубежье, фон зарубежья были как бы испытательным полигоном для всяких там псевдонаучных гипотез, которые нельзя было приложить прямиком к социализму без эвентуальных репрессий в дальнейшем. Рассказик был именно такой. Там выведен был один отчаявшийся безработный, он рыскал по городу - все безрезультатно, нигде не брали, - и вдруг удача, его берет в качестве подопытного кролика реакционный профессор. Этот профессор создал такой идеальный пенистый сироп, плавая в котором человек ни в чем не нуждается - ни в еде, ни в питье, ни в одежде, само собой. На безработном проверялось качество этого сиропа. Планировалось в огромных резервуарах, типа океанария, поместить целые населения, они бы там плавали беззаботно от рождения до старости, словом, предполагалась всеобщая нирвана. Автор разве что упустил из виду такую придумку, как поглощение индивидуумом из этого сиропа еще и духовных ценностей. В традициях того времени был также евнухоидный пуританизм, но читатель и с небольшим воображением легко мог представить, что в этом океанарии с женщинами тоже не возникло бы особых проблем.

Ну, в соответствии с описанными традициями, безработный в итоге с гневом отказал профессору. Он, само собой, предпочел классовую борьбу. А вообще-то задумка превосходная, кто бы отказался поплавать, ну хоть с недельку...

ИЗ ЖИЗНИ ПРЫГУНОВ В ВЫСОТУ

Д., профессиональный прыгун в высоту, обнаружил как-то случайно, что у него есть душа. Надо сказать, что Д. не был ни неврастеником, зацикленным на собственных переживаниях, ни экзальтированным жизнелюбом, каким иной раз представляет себе спортсмена широкая публика - нет, он по сути своей был обычным атлетом-трудягой и примерно лет с пятнадцати понимал себя в целом как аппарат для прыжков в высоту, ни больше, ни меньше. Д. занимался этим давно и свое место в мире определял только как результат спортивной конкуренции. Если рассматривать все человечество как совокупность аппаратов для прыжков в высоту, то Д. занимал там блистательное место, далеко опередив несколько миллиардов человек: но на самой вершине, состоявшей из двадцати-тридцати прыгунов, положение Д. выглядело заурядным, более того - сомнительным, ибо он вот уже полтора года не улучшал свои показатели.

Его квалификация, рейтинг, как у них говорят, понижалась от выступления к выступлению, хотя прыгун упорно тренировался, регулярно наращивая нагрузки. Возможно, тщета этих усилий способствовала появлению у Д. признаков "души".

Д. прыгал в распространенной технике, которая со стороны выглядит так, будто спортсмена могучая невидимая рука за ухо перетаскивает через, опять же невидимый, намыленный каток.

Лицо его мучительно искажено, тело, извиваясь, переволакивается через планку, и лишь внизу, на горе тюфяков, когда невидимая рука оставляет его, этот каторжанин спорта приходит в себя и впивается взглядом в колеблющуюся реечку, еще не веря своей удаче. Д. повторял эту процедуру сотни тысяч раз.

Однажды ему показалось, что высота 2.27 - это пик его возможностей. Пришло это ощущение внезапно, когда он завис над планкой в мертвой точке, где дальше уже полет переходит в падение. И - удивительно - Д. почувствовал остановку, полную неподвижность и отрешенность. Он, словно князь Болконский под Аустерлицем, обозревал перистую облачность, вполне безразличную к его потугам, и - странное дело - будто и сам разделял это безмерное равнодушие природы, ощущал чуть ли не отраду от такого вот мимолетного момента покоя. В следующий миг он собрался и рухнул на маты.

- Два двадцать семь, - буркнул тренер.

В самом деле, зачем спортсмену душа? Понятно, когда подлинному борцу за победу необходим адреналин, стероиды (в известных пределах), оптимальное давление крови, мышечный тонус, эластичность тканей, наконец, специальная обувь, заказанная где-нибудь в Италии. Но душа? Когда Д. рассказывал коллегам о странном ощущении - а оно изредка повторялось, они понимали это, как перетренировку. Или же советовали как-нибудь трансформировать его в боевой дух, волю к победе, второе дыхание - у спортсменов есть с десяток терминов, обозначающих не что иное, как сочетание крайней усталости и остервенения. Но Д. уже убедился: на отметке 2.27 не было ни остервененья, ни усталости. Был покой.

Интересно, что такое случалось лишь в облачные дни: под ярким солнцем у него, как и всегда до этого, душу заменяли стероиды и прыжковки, а высота 2.27 была лишь досадным препятствием, которое нужно во что бы то ни стало преодолеть, потому что за ней откроется высота 2.28. В солнечные дни шла спортивная борьба, в серые деньки - левитация.

Д. казалось, что его экстатическое зависание над планкой - это лишь субъективное ощущение, а для всех прочих он, как всегда, в одну секунду взвивается и падает на тюфяки. Но это было не так. Однажды тренер заметил хмуро:

- Вместо этих дрючек поприседал бы со штангой лишний раз. Глядишь, к концу сезона и выпрыгнул бы сантиметра два-три сверх.

А коллега-соперник по команде (тоже аппарат для прыжков в высоту, 2.29 в прошлом месяце), среагировал просто: освобождай снаряд, не тебе одному прыгать надо. И очнувшийся Д. рухнул на маты.