Анатолий Днепров - Трагедия на улице Парадиз Страница 3

Профессор встретил нас довольно приветливо. Его темные глаза метали задорные искорки из-под густых нависших бровей.

– Та-та-так! – говорил он. – Значит, все в сборе. Хорошо. Сейчас мы устроим генеральное совещание и разработаем план действий. Кстати, Ирэн, – обратился он к моей жене, – богата ли наша аптека?

– У нас есть все, кроме сульфамидных препаратов, – ответила жена.

– Они нам пока что не понадобятся. Есть ли у вас какие-нибудь аминокислоты или их производные? Есть ли цистеин, глобулин? Есть ли, наконец, обыкновенная желатина?

– Это найдется. Особенно желатина.

– Прекрасно. Тогда прошу всех в кабинет.

Когда мы расселись, он подозвал к себе Жокля и сказал:

– Ну-ка, закати рукав на правой руке.

Парень смущенно улыбнулся и поднял рукав выше локтя.

Я и Ирэн встали и подошли поближе.

– Посмотрите внимательно на нижнюю часть руки этого молодого человека, лукаво сказал профессор.

Вначале мы ничего особенного не увидели. Рука была как рука. Дешлен приказал Жоклю подойти поближе к окну, и только тогда я обнаружил нечто совершенно странное. Начиная от локтя, к плечу, на руке росли густые черные волосы. Но ниже локтя никаких волос не было. Собственно, они были, но очень светлые и очень тонкие, как на теле у маленьких детей. Цвет кожи ниже локтя был светлым, она казалась тоньше и нежнее по сравнению с огрубевшей желтоватой кожей выше.

– Внизу рука у вас моложе, чем наверху, – вдруг сказала моя жена.

– Совершенно верно, – произнес профессор. – Так оно и есть. Этой руке всего три месяца, а локтю, если я не ошибаюсь, уже двадцать девять лет.

Мы удивленно смотрели на Дешлена. Парень опустил рукав и сел.

К сожалению, я должен начать с некоторых, довольно элементарных истин, которые, кажется, известны всем, но над которыми, к сожалению, до сих пор никто серьезно не задумывался.

Вы, конечно, знаете, что такое эксплантация, или культура ткани. Вы берете кусочек живой кожи и помещаете ее в пробирку с питательной средой. Если продуктов питания и кислорода в этой среде достаточно и обеспечен хороший обмен веществ, то клетки живой ткани начинают размножаться вне организма.

Напомню вам и другие факты. Есть замечательное свойство некоторых живых организмов восстанавливать свои поврежденные органы – регенерация. Если, например, у человека удалить часть печени, то со временем она может полностью или частично восстановиться. Но это еще не самое удивительное. Известно, что если взять кусочек обыкновенного кольчатого червяка – я повторяю: кусочек размером только в одну трехсотую долю целого червяка и поместить этот кусочек в подходящую питательную среду – из него вырастет целый червяк, точь в точь такой, как и тот , от которого мы взяли для опыта «затравку». Есть и другие организмы, которые могут регенерировать полностью из небольшой части своего тела, например гидра.

Ирэн вдруг заявила:

– По-видимому, профессор, вы разработали способ регенерации ампутированных у людей конечностей путем помещения оставшейся части в соответствующую питательную ванну?

– Если хотите, да, – ответил Дешлен и улыбнулся.

– Значит, именно таким образом вы восстановили руку господина Жокля?

– Совершенно верно.

– Но ведь это революция в восстановительной хирургии или как еще можно назвать эту область медицины? Может быть, восстановительная биохимия?! – воскликнул я.

– Нет, это еще не революция. Это – полреволюции, – произнес Дешлен. – Революция будет дальше.

Мы переглянулись. Если регенерация ампутированных частей человеческого организма путем помещения остатков в питательную ванну не революция, то что же может быть большим?

– Разве вас не удивляет, – продолжал Дешлен, – что каждый из нас появился на свет и вырос в огромный организм всего лишь из одной клетки? Ведь когда-то, в период зарождения, все мы представляли собой всего лишь на всего одну единственную зародышевую клетку! Именно в этой, одной единственной клетке была сосредоточена программа, если хотите план или проект, построения всего нашего организма. Тот порядок, который мы наблюдаем в обычных кристаллах, это всего лишь геометрический порядок, в то время как порядки и последовательности молекул в новом организме – это порядок, определяющий смысл всей жизни.

– А теперь я перехожу к самому главному, нашему патриотическому долгу перед Францией, – сказал Дешлен и встал.

Именно этот внезапный переход от рассуждении о строении живого организма к судьбе нашей родины, произвел на нас самое сильное впечатление.

– Я не хочу описывать вам, какое горе и унижение претерпевает сейчас Франция… Об этом все вы хорошо знаете. Я и Жокль, может быть, знаем немножко больше, потому что были на фронте, или во всяком случае в местах, которые условно можно было бы назвать фронтом. Наша задача заключается в том, чтобы помочь тем, кто продолжает борьбу. Мы поможем им приобрести оружие. Им нужны деньги, много денег.

– Вы имеете в виду движение Сопротивления? – тихо спросила Ирэн.

– Да.

– Но ведь в Алжире существует штаб этого движения. Он ему помогает.

Дешлен поморщился.

– Что это за помощь, я знаю. Листовки, бумажки, поздравления, несколько сотен старых карабинов. А нужно больше, значительно больше… Мне иногда кажется, что там, в Алжире, даже боятся серьезно помочь нашим партизанам…

– Где же вы собираетесь достать такие большие средства? – заинтересовался я, все еще будучи не в состоянии понять смысл всего разговора.

– В Египте, – вдруг сказал Дешлен, и мы все привстали со своих мест.

– Г-д-е-е??

– В Египте. В селении Абусир, сто километров южнее Каира.

Пока мы, ошеломленные, сидели и непонимающе переглядывались, профессор Дешлен открыл письменный стол и вытащил из него пожелтевший листок бумаги.

– Не знаю, известно ли вам, что до войны я занимался проблемой рака. Меня заинтересовали научные сообщения Раффера, относящиеся к 1918–1923 годам. Он писал, что для выяснения природы ракового заболевания необходимо установить, давно ли на земле существует эта болезнь. Он исследовал останки древних животных и особенно тщательно египетские мумии и пришел к выводу, что древние египтяне были незнакомы с этой болезнью. Вот тогда-то я и решил выяснить, насколько живучи раковые клетки и могут ли клетки опухоли, пролежавшей пять-шесть тысяч лет, возбудить болезнь в живом организме. Чтобы решить этот вопрос, я прежде всего обратился к документам; мне хотелось узнать, не умер ли кто-нибудь из египетских фараонов от рака. Я искал долго. Но все же мои поиски увенчались успехом. На глиняной табличке, выставленной перед мумией царя Сахуры в музее Гиме – он жил в тринадцатом веке до нашей эры, – было сказано, что он умер, возымев на груди и коленях «кровавый свет».